Симплегады
Шрифт:
Он и дедушка. Дед и он. И если не станет деда, неделимое целое – то двусердое существо, имя которого он сейчас произносит, – разорвется и останется… Он. Один. И никого больше. Совсем никого. В этом городе, в этом мире у него если что и есть, так это дедушка.
Он не удерживал слезы. Он даже не вытирал глаза. Горло сдавило, и сквозь мокрую пелену мальчик видел картину на стене дедушкиного кабинета. На картине склонился к земле маленький человечек, одетый в странную черную рясу и с отливающей золотом головой, так похожей на голову дедушки.
Ватное
– Потапыч, не в службу. Пойдешь ко мне, загляни к подполковнику, попроси чего-нибудь от живота. Что? Да нет, жизнь такая. Все в сухомятку.
Экран погас.
– Ну вот. Наверху уже знают, кто-то успел накапать. Ладно, переживем.
Он повел головой – влево, вправо, закинул голову вверх, потом, словно вспомнив, где тянет, ослабил узелок галстука и выдохнул нарочито устало:
– Могущественная государственная служба, можно сказать, краеугольный камень демократии, а кондиционер не работает.
Каково могущество, а, Кравец? – Он постучал пальцем по циферблату. – Ноль часов, тридцать четыре минуты. Кравец? Ты о чем сейчас думаешь?
Кравец равнодушно пожал плечами.
– Думаю? Как бы скорей до дома добраться, думаю. А то, как проклятые: вторые сутки ни выспаться как следует, ни помыться.
Лежнев кивнул.
– Все верно. Поспать бы сейчас не мешало. Ничего, капитан, будет время – еще отоспимся.
Он затянулся и отогнал от лица дым, чтобы не ел глаза.
«Подозревает он все-таки или нет? А если да, то что собирается делать?»
– Кравец. Твое мнение не переменилось? Если мальчик отыщется, по-прежнему предлагаешь как следует на него надавить?
– Я думаю, в первую очередь, пока он не найден, надо срочно изолировать Масленникова и Николаева. Взять их обоих и хорошенечко потрясти. А с мальчишкой… Он будет хорошим козырем. Я бы сыграл на их человеческих чувствах, представил дело так, что, якобы, без их признания Менделю будет плохо.
– То есть ты за радикальные меры. Что ж, возможно, ты прав. В конце концов, наше дело простое – обеспечить безопасность эксперимента. Сделать все, чтобы враг, ежели таковой отыщется, не смог ему помешать. За это нам деньги платят.
Лежнев поскреб пальцем мертвую кнопку кондиционера.
– Все верно. Но, понимаешь, Кравец, как-то на душе неспокойно.
А что, если мы опять наломаем дров? Я, хотя склонности к суеверию в себе и не замечал, но после двух проколов за день не хочу, чтобы был третий. Масленников под наблюдением. Николаев тоже. На этот счет я спокоен. Нет, Кравец. Хватит мне на сегодня твоих радикальных мер. Надо пока успокоиться. Ты никогда не увлекался рыбалкой?
Кравец даже не улыбнулся.
Лежнев поднялся и, вмяв в пепельницу окурок, быстро прошел к окну. Он приник лицом к спасительной щели, постоял так немного, потом повернулся и присел на узкую грань подоконника.
– Ноль часов сорок восемь минут. О мальчишке ни слуху ни духу.
А может, он утонул. Или в люк провалился.
– Это облегчило бы нам работу.
Лежнев усмехнулся и посмотрел на Кравца. Тот расправлял складку на рукаве рубашки. Прямо над ним в узкой прямоугольной раме висел портрет человека. Все было просто. Спокойный взгляд. Безгубая складка рта. В залысинах отражается стосвечовая лампа. Все просто и ясно. Смущает только стрела бороды, как будто фальшивой, наспех наклеенной на подбородок.
Это был мир иной, сообщающийся с настоящим через лоб, глаза, через эту блуждающую над их головами улыбку. Через военный китель покроя прошлого века. Это был мир вечный – вчерашний, завтрашний, настоящий.
Оба молчали. Лежнев вернулся к столу и сделал вызов по внутренней связи.
– Тишкин? Нового ничего? Так. А Масленников? У себя с дедом? Понятно. Если будет что новое, немедленно мне.
Он дал отбой.
– Вот, капитан. Все на своих местах. Ты, я, Масленников. Николаев, и тот на месте. Спит себе в домике на колесах на стоянке у Каменного моста. Храп хочешь послушать? Как хочешь, а то – могу. Интересно, на что он рассчитывал, когда выскакивал на машине на площадь?
Лежнев забарабанил пальцами по столу.
Засветился сигнал вызова. Барабанная дробь оборвалась. Старший навис над экраном и сильно наморщил лоб. Слушая, он массировал темную впадину у виска.
Кравец поднял голову, ожидая сигнала отбоя.
– Ага. – Лежнев нарушил молчание. – Все-таки отыскался.
Выбрался из подвала на Маклина и сейчас приближается к дому? Крадется? Очень хорошо. Ни в коем случае. Если задержите, расстреляю. Пусть спокойно войдет в квартиру. И чтобы ни одного идиота, ни одного пугала на пути. Головой отвечаете, ясно? Выполняйте. Там будет видно. До особого распоряжения.
Он уже собрался пойти на поиски деда, когда прозвучал звонок.
– Дедушка! – закричал Мендель, выбегая в прихожую. Но вдруг понял, что дедушка не станет звонить, у дедушки ключ и он всегда открывает сам. Менделю сделалось страшно.
Звонок повторился.
Мальчик шагнул к двери и остановился, не решаясь открыть.
«Сделать вид, что в квартире никого нет. – Он на цыпочках отошел к стене, но тут же подумал: – Свет! Во всех комнатах он зажег свет. Какой смысл прятаться, когда он выдал себя светом.»