Синдикат-2. ГПУ против Савинкова
Шрифт:
21 января 1924 г. Федоров подготовил проект седьмой командировки за рубеж. Главной ее задачей являлось удержание связи с Экспозитурой № 1. Это было необходимо для облегчения предполагаемой парижской поездки. В связи с этим следовало выполнить минимум их заданий. В первую очередь «организовать» резидентуру на Западном фронте, «создать» адрес для непосредственной переписки в экстренных случаях Экспозитуры с резидентом, послать краткую сводку о сентябрьских маневрах, краткую обсервацию войск, приказ по войскам Западного фронта, газету «Красноармейская
Правда» и журнал «Война и Революция», часть книг из польского заказа,
Весь этот материал в пакете надлежало послать через курьера И.Т. Фомичеву как представителю Мосбюро в Вильно, а тот должен был передать его в Экспозитуру. Для Ивана Терентьевича и поляков посылаемый курьер не знал содержания пакета, был мало посвящен в работу как Мосбюро, так и «Л.Д.» и «НСЗРиС», но человек он был безусловно верным, соратник Шешени. В свою очередь от поляков через Ивана Терентьевича курьер должен был получить письменное задание и дальнейшие инструкции, деньги, чернила для переписки и пр. Мосбюро в лице Шешени и Павловского посылает Секунде организационный доклад и препроводительное письмо при материалах с перечислением номеров приказов, чтобы Фомичев не смог что-либо присвоить.
По савинковской линии предусматривалось послать Ивану Терентьевичу письма от Шешени и Павловского с указанием о содействии курьеру в установлении связи между ним и Секундой, а также письмо-доклад Павловского Философову и Савинкову о своей работе, о работе в ЦК «НСЗРиС» в связи с развернувшейся внутрипартийной борьбой у коммунистов. Кроме того, Дмитрию Владимировичу и Ивану Терентьевичу предполагалось послать по 20 долларов от ЦК «НСЗРиС».
Поездка должна была ограничиться только городом Вильно, ее продолжительность планировалась от 9 до 12 дней [166] .
166
ЦА ФСБ России. Д. Н-1791. Т. 7. Л. 2–2 об.
В командировку было решено в качестве курьера ЦК и московской «пляцовки» направить сотрудника КРО ОГПУ Григория Сергеевича Сыроежкина. Посылка официального сотрудника за рубеж объяснялась тем, что в самый кульминационный момент разработки, руководство КРО не желало вводить в нее нового секретного агента, который мог незначительной ошибкой испортить все дело.
Савинкову от Павловского с курьером было направлено зашифрованное письмо, в котором указывалось о двух противоположных течениях, возникших в Москве, в ЦК. Он писал вождю: «В верхах нашего объединенного торгового предприятия (то есть Московского ЦК) получились разногласия. Вы знаете, что мы сшиты из двух разнородных материй и теперь одни тянут в одну сторону, другие — в другую. Развала дела нет, но одни стоят за активную коммерческую политику, другие говорят о более медленном ведении операции».
С этого письма началась подготовка Савинкова к мысли, что в ЦК распри, которые могут привести к катастрофе огромного дела, тесно связанного с возвращением его к активной политической жизни.
С этой поездкой сотрудников ГПУ были связаны и другие задачи. Нужно было подготовить командировку представителя ЦК «НСЗРиС», а также договориться с поляками о переброске в СССР савинковцев, которых сочтет нужным направить в Россию Борис Викторович.
В ночь на 27 января с помощью Крикмана Григорий Сергеевич Сыроежкин благополучно перешел русско-польскую границу и явился в хутор Ганще, где зашел в дом полицианта. В ту ночь он не имел возможности следовать далее, так как при переходе сильно обморозил пальцы рук. Утром 27 января вместе с полициантом выехал в Турковщизны. Командира роты поручика Глуховского не застал, поговорил с его заместителем Курацким, сообщил ему номер документа Экспозитуры № 1, оставленного в декабре прошлого года. Тот долго не решался что-то делать, но в конце концов с сопровождающим направил его на с. Олихновичи. Оттуда через полчаса поездом выехали в Молодечно, где явились к начальнику постерунка (пост полиции) поручику Лясону.
Тот сначала смотрел на Григория Сергеевича подозрительно, затем, отпустив полицианта, пригласил его сесть. На вопрос, знает ли он в Москве М.Н. Зекунова, Сыроежкин ответил утвердительно, а затем произнес фамилию Секунды. После этого поручик вскочил с постели, оделся и начал разговаривать самым корректным образом, все время извиняясь за то, что он сперва посчитал Григория Сергеевича за бандита, и объясняя это тем, что в препроводительном письме Курацкого высказывалось такое предположение. В разговоре неоднократно вспоминали Зекунова, давая о нем самые лучшие отзывы.
За «ликером» Лясон начал жаловаться, что ему плохо живется, имеет холодную комнату, часто по нескольку дней не обедает, так как вынужден помогать семье, проживающей в Вильно, что трудно работать за отсутствием нужных средств. В пример, указал на какого-то Липова, работавшего безупречно в Радошковичах, для которого он с большим трудом выхлопотал перед капитаном Секундой жалованье в 10 долларов в месяц. Коснувшись Фомичева, Лясон сказал, что тот работает у Секунды по части заготовки «липовых» документов для работников Экспозитуры.
Затем стал просить Сыроежкина купить ему по возможности в Москве золотые часы «Омега» и папирос. Предложил комбинацию «по заработку». С его слов один еврей, контрабандист, попал в тюрьму. Еще до ареста тот неоднократно предлагал Лясону переправлять большие партии кокаина для продажи в России через «своего» человека. Лясон думал принять все меры к его освобождению, а после того, как контрабандист достанет товар, Григорий Сергеевич его получит и продаст в России, «а этого еврея — к черту, к черту». Григорий Сергеевич пообещал поручику Лясону по такому вопросу побеседовать в будущем.
Затем Сыроежкину постелили постель и заготовили проездные документы, которые тут же и передали.
28 января в 5 часов он выехал в Вильно. Прибыв на место назначения, отправился к Фомичеву, которого застал дома. Сказал ему, что прибыл из Москвы от Леонида, передал письма. Затем Фомичев познакомил Григория Сергеевича с Анфисой Павловной, а та в свою очередь — с Надеждой Сергеевной Оболенской из Киева, проживавшей у Фомичевых на правах прислуги.
В разговоре Фомичев коснулся своего пребывания в Москве, состроил крайне недовольное выражение лица и сказал: «Ведь я тоже был в Москве». Сыроежкин ответил, что о его приезде в Москву узнал недавно. После обеда Фомичев, захватив с собой сотню папирос для капитана Секунды, вышел из квартиры, спустя некоторое время явился Секунда.
Когда Григорий Сергеевич сказал ему, что, уже будучи на территории Польши, задержался с приездом в Вильно на несколько часов по вине заместителя коменданта 7-й роты в Турковщизнах Курацкого, Секунда разразился руганью и начал говорить с Иваном Терентьевичем о возможности перемены пункта перехода границы вместо Турковщизны Радошковичи через Липово. Но на этом пункте они почему-то не остановились.
В продолжение 10–15 мин. разговор носил общий характер. Видя, что у Секунды уже не хватает терпения увидеть привезенный материал, Григорий Сергеевич передал его. Секунда тут же начал его просматривать, изредка произнося «добре, добре», «добре есть». Еще перед тем как Сыроежкин передал материал, Секунда рассказал о том, что вопрос о его переводе в Познань окончательно разрешен. Он скоро туда уезжает, но связь с нами безусловно будет поддерживать. Обращаясь к Фомичеву, сказал: что же касается паспортов, то он об этом переговорил, все будет сделано.