Синдикат-2. ГПУ против Савинкова

Сафонов Валерий

Савинков. — Я, конечно.

Председатель. — И возражений против этой кандидатуры не было?

Савинков. — Конечно, были длинные разговоры, но я уже вам сказал, что некоторая бумажная победа у меня была.

«Союз защиты родины и свободы»

Я поддерживал кой-какие сношения с Доном и начал создавать ту организацию, которая потом называлась «Союзом защиты родины и свободы», и начал организацию мурманского восстания.

Председатель. — Когда вы приехали в Москву, вы наткнулись на какую-то готовую организацию?

Савинков. — Нет, это не совсем верно. Какие-то гвардейские и гренадерские части были объединены, но с ними я никакого дела не имел,

потому что знал, что они были подчинены некоему правому центру, определенно монархическому. Я полагал, что борьба с большевиками совершенно необходима и что в этой борьбе надо попытаться объединить все антибольшевистские силы, за исключением явных монархистов. Я думал, что нам, демократам, надо бороться в союзе с добровольцами, потому что если мы будем бороться порознь, то нас разобьют очень легко, а также для того, чтобы не доставить добровольцам первого места, когда вы будете побеждены. Вы не забывайте, что я говорю о 1917 г., когда это заблуждение было у многих. Может быть, и среди вас были тогда такие люди, которые не знали, победите вы или нет. Россия тогда разделилась на две части: одни были за вас, другие против вас, одни верили в вашу победу, другие не верили. В этот период я был из тех, которые в вашу победу не верили. Я полагал, что в противовес правому центру, о котором я упомянул, надо бы учредить единый национальный центр, куда вошли бы и левые, и умеренные правые, все стоящие на платформе Учредительного собрания. Отсюда и началась организация национального центра. В левый центр входили и эсеры, энесы, левые кадеты, которые также входили и в национальный центр, а правый центр был монархическим. Они прямо говорили, что они против Учредительного собрания. Я входил в национальный центр, который стоял на платформе объединения всех борющихся антибольшевистских сил, кроме монархистов. Программа образовавшегося «Союза защиты родины и свободы» была довольно элементарна и сводилась главным образом к вопросу об Учредительном собрании. Мы стояли на той точке зрения, что наше дело — расчистить путь народу, а не навязывать ему своей власти. Мы стояли за то, чтобы власть эта была осуществлена, если хотите, своего рода диктатурой.

Председатель. — Диктатурой кого?

Савинков. — Это не было указано.

Председатель. — Вы имели в виду какую диктатуру: военную или гражданскую, гражданского совета с генералами?

Савинков. — Наша программа была очень элементарна, потому что это не была политическая партия, это была боевая организация, которая ставила определенную, чисто военную цель: свержение вашей власти и созыв Учредительного собрания. Для того, чтобы это

Учредительное собрание в момент такой смуты можно было бы собрать, после вашего падения нужно было создать твердую власть. Мы не предрешали форм этой власти, какая она будет, — военная или гражданская, но условились твердо, что это не должно быть повторением керенщины. Основным пунктом нашей программы было Учредительное собрание.

Через Учредительное собрание к монархии

Если вы хотите спросить о противоречии: почему я, демократ, шел с теми, кто потом оказался монархистами, то я должен сказать, что приехал из-за границы и о России ничего не знал. И вот, когда человек мне говорил, — я за учредительное собрание, — я не мог проникнуть к нему в душу. Потом я научился.

Председатель. — Какие элементы входили в вашу организацию?

Савинков. — Всевозможные, самые разнообразные. Были интеллигенты, просто студенты, были и офицеры, было много офицеров.

Председатель. — Какова была организация вашего союза?

Савинков. — Я, старый революционер, очень медленно и очень упорно стал создавать тайную организацию. Снизу каждый член организации знал только одного человека, т. е. отделенный знал наводного и т. д.; сверху каждый член организации знал четырех, т. е. начальник дивизии знал четырех полковых командиров и т. д. Это придавало организации довольно крепкий характер. Во главе стоял штаб, ну-с, вот, во главе штаба стоял я.

Председатель. — В то время вы входили в национальный центр?

Савинков. — Входил. Но на эти центры я всегда смотрел с некоторым пренебрежением.

Председатель. — По убеждению Перхуров и Рычкунов были монархисты?

Савинков. — Они были за Учредительное собрание.

Председатель. — Через Учредительное собрание к монархии?

Савинков. — Мое мнение заключалось в том, что Учредительное собрание никогда не приведет к монархии. Я боялся другого, что монархисты просто захватят власть, когда вы падете. Но Перхуров говорил, что он убежден, что русский народ пошлет в Учредительное собрание людей, которые захотят монархии. В этот период для меня самое важное было то, честный ли человек, с которым я имею дело, или нет, готов ли он идти за Учредительное собрание до конца или хочет заниматься разговорами. Люди, которые у меня собрались, были честными и были готовы идти до конца.

Председатель. — Сколько членов насчитывала ваша организация?

Савинков. — Трудно ответить на этот вопрос, потому что никогда настоящего учета не было. Я думаю, если взять Москву и близлежащие города, то около пяти тысяч.

Покушение на Ленина и Троцкого

Председатель. — Какой тактики придерживалась ваша организация и какие ближайшие цели вы преследовали весною 1918 года?

Савинков. — Наша организация была боевой организацией. Она ставила себе задачей те восстания, которые потом произошли в Ярославле, Рыбинске и Муроме. Я всегда стоял на той точке зрения, что если я веду войну, то я веду ее всеми средствами и всеми способами. Наша организация имела в виду всевозможные способы борьбы, вплоть до террора. Мы имели в виду прежде всего вооруженное восстание, но не отказывались и от террористических актов.

В 1918 г. предполагались покушения на Ленина и Троцкого. Но делалось очень мало. Пытались организовать наблюдения по старому способу. Но из этого толку вышло мало, не потому, что мы не хотели, а потому, что мы не смогли.

Я беседовал с Лениным через третье лицо. Это лицо мне рассказывало о том, как живет Ленин, где живет Ленин, но дальше этого дело не пошло.

К делу Доры Каплан наш союз не имел никакого отношения, Я знал, что эсеры что-то делают, но что именно делают, этого я не знал.

Председатель. — В вашей брошюре «Борьба с большевиками» написано «План этот удался, но только отчасти. Покушение на Троцкого не удалось. Покушение на Ленина удалось только наполовину. Каплан только ранила его, но не убила». Как понять эту фразу?

Савинков. — Это неудачная фраза. Вы знаете не хуже меня, что в покушении Доры Каплан на Ленина мы не принимали никакого участия. В этой брошюре, которая была предназначена для широкого распространения, я описал правду, но не с такой точностью, с какой говорю вам.

Покушению на Ленина и Троцкого я в ходе нашей работы придавал очень небольшое значение. Для меня был гораздо важнее вопрос о вооруженном восстании. Когда я встречался с эсерами, то говорил с ними именно об этом. О покушении эсеры мне не говорили, но мы говорили им о том, что будем их готовить. Вот характер наших разговоров. Мы с эсерами были, так сказать, платоническими союзниками, но не фактическими.

Председатель. — Вы не верили, что эсеры могут устроить вооруженное восстание. А тому, что они могут организовать террористические акты, этому вы тоже не верили?