Синдикат-2. ГПУ против Савинкова
Шрифт:
Вот общая характеристика этой дипломатической, с позволения сказать, деятельности. Дипломатическая она была постольку, поскольку приходилось просить у иностранцев. Этим вот мы и занимались. В частности, занимался и я. Сазонов очень скоро утратил всякий престиж у иностранцев. И я, как представитель Колчака, естественно, должен был взять на себя многое из того, что должен был делать Сазанов. Я ездил много раз в Лондон, в частности к Ллойд Джорджу, Черчиллю, Биркенхеду, ко воем тем, которые стояли во главе английского правительства, с ходатайствами, с просьбами.
Скажу немножко про себя, чтобы вам была яснее моя позиция. Я околачиваю пороги, забывая про все унижения, молчу, кланяюсь и надеюсь, пусть заблуждаюсь, что я служу своей родине,
В обвинительном акте мне поставлено в вину, что я якобы заведомо неверно освещал положение в России иностранцам. Я утверждаю и настаиваю, что вы можете обвинять меня в том, что я неверно освещал, но, что я сознательно неверно освещал, это неправда. Вам трудно, граждане судьи, ясно представить себе, в какой малой мере нам, находившимся за границей, было известно то, что делается в России не только в 1919 году, но даже и сейчас. Приезжают беженцы и рассказывают ужасы. Я очень долгое время на основании официальной информации Колчака верил совершенно искренно, что Колчак подвигается вперед и что крестьяне его приветствуют, что Колчак взял линию, во всяком случае, в интересах крестьян.
Вот вам еще лучший случай. Он покажется анекдотическим.
Маклаков поехал на Дон из Парижа, чтобы посмотреть, что там делается, узнать и сообщить. Он приехал в Новочеркасск, кажется, за две недели до полного разгрома Деникина, а вернувшись, доложил: «Гром победы раздавайся, все обстоит благополучно, через месяц Деникин войдет в Москву». Я не хочу сказать, что Маклаков сознательно вводил нас в заблуждение. Я только хочу сказать, в какой мере было бесконечно трудно понимать то, что делается в России. Каменная стена, за каменной стеной враги, мы воюем, там происходят невозможные, невероятные зверства. Мы воюем и больше ничего не знаем. И вот на основании этого будьте любезны освещать положение.
Что собой представляет делегация? Я вошел первый раз в этот посольский дом, увидел бесчисленное множество накрахмаленных, напомаженных чиновников. Мы говорили об остатках судов добровольного флота, мы говорили о консульской части, а там, в Вальпарайсо, сидит какой-то русский консул. У меня тогда создалось впечатление, что вот учреждение, которое получает жалованье, и это учреждение тешит себя тем, что оно защищает национальные интересы России и оказывает помощь белому движению.
А пропаганда?.. Мы жевали и пережевывали, и опять жевали на все темы — демократия, демократия, демократия. А какой же Колчак был демократ? Ощущение, которое осталось у меня, — ничего не изменилось, тот же старый режим.
Разрешите рассказать очень характерную сцену. Был такой момент для вас не безынтересный, когда Юденич подходил к Петрограду. К Юденичу делегация официального отношения не имела. Все эти люди не были объединены. Все они ссорились между собой. Каждый генерал с завистью смотрел на успехи другого, каждый желал свое правительство, своих министров. Юденич подходил к Петрограду. В это время Финляндия предложила, что если Колчак признает финляндскую независимость (ибо Колчак в этом вопросе был совершенно непримирим), то финны могут двинуть свои войска на помощь Юденичу. Приехал для этого в Париж генерал Маннергейм. Он докладывал об этом плане, просил и настаивал на том, чтобы Колчак признал Финляндию в тех границах, которые включают в нее и Печенегу — маленький порт на севере. И вот что произошло при обсуждении этого вопроса, — это не анекдот. Сазонов заявил: «Мы обойдемся без них, потому что Деникин через две недели будет в Москве». Вот какая была уверенность, вот какое было понимание положения.
Для армий Колчака и Деникина удалось реально получить чрезвычайно много, но не в Париже, а в Лондоне. Вы знаете, как Деникин был снаряжен и как у Деникина это снаряжение было использовано. Но, я думаю, добрая половина того, что он получил (другой вопрос, 352 что он с этим сделал), была получена благодаря тому, что мы, в частности и я, околачивали пороги Англии.
Когда я беседовал с Черчиллем, тогда военным министром Великобритании, у меня создалось впечатление, что все это уже было оговорено и договорено с деникинским правительством, а мое дело было второстепенное, т. е. надо было или еще получать, или ускорить получение: увеличить цифру штанов или сапог и т. д. Вот в какой области приходилось говорить мне.
Я разговаривал и с Ллойд Джорджем, Эвенсом и со всеми другими. Я был в таком положении, что знал всех английских, французских, итальянских, японских и других министров, всех тех, кто управлял в то время европейскими делами.
Вы спрашиваете: на каких условиях? Условий не было, но попытки ведения своей политики со стороны англичан были. Например, очень упорно, очень много говорили англичане со мной о том, что желательно образовать независимый Юго-Восточный союз из Северного Кавказа и Закавказья, говорили о том, что этот союз должен быть только началом, что потом с ним должны объединиться Азербайджан и Грузия. Я в этом чувствовал запах нефти. Моя дипломатическая работа заключалась в том, что я на всем этом вертелся, потому что от этого зависели мои штаны и сапоги. Они рассказывали мне турусы на полосах об образовании таких нефтяных государств.
Председатель. — Но кто же из английских министров, вами только что названных, оказывал военную поддержку?
Савинков. — Черчилль, он был военным министром. Насколько я помню, позиция Ллойд Джорджа была такова, что он умывал руки, делал вид, что он не совсем в курсе дела того, что делает Черчилль, хотя он, конечно, был в курсе. Хотя, разумеется, Черчилль не делал ровно ничего без согласия Ллойд Джорджа, но внешне это имело такой вид, как я указал. Даже тогда, когда я беседовал с Ллойд Джорджем лично, он всегда занимал позицию немного двойственную. А Черчилль действительно очень энергично старался помочь. Что касается французов, то была только болтовня, но ничего не делалось.
Председатель. — Но какую-нибудь материальную помощь получали армии Деникина и Колчака за этот период времени?
Савинков. — Я думаю, что не от Англии, а от Франции. Во всяком случае, категорически сказать, что я знаю, что получили от Франции, я не могу. Я подозреваю, что, может быть, и получили. При моих сношениях не видал. Мои сношения с французами ограничивались только болтовней.
Председатель. — Какие-нибудь проекты выдвигались французским министром в разговорах с вами?
Савинков. — Ну вот, например, я помню такой случай был, что Тардье мне обещал, что он пошлет французские корабли в Балтийское море или, по крайней мере, сделает все возможное, чтобы послать французские корабли в Балтийское море. Это было во время Юденича. Никаких кораблей не было послано.
Председатель. — А вы не считали, что платой за все эти пулеметы, штаны и сапоги, которые давали французы и англичане главным образом для Колчака и Деникина, было неучастие ваше в версальской конференции?
Савинков. — Да, я в процессе этой работы очень многое пережил и очень во многом разочаровался. И для меня было совершенно ясно, что они, конечно, стремятся получить возможно больше выгоды.
Вы не даете себе отчета, в каком мы черном теле там были. Но какого мне труда стоило добиться персонального уважения ко мне, добиться того, чтобы я говорил, как равный с равными. Что я представлял в их глазах? — Колчака. Хорошо еще, когда еще была надежда на Колчака, а потом надежды было все меньше и меньше, и когда начался отход, то они, конечно, были господами.