Синдикат ликвидаторов
Шрифт:
— Ладно, убедил, — сунул за пояс пистолет Серега. — Садись за руль, поехали.
Лёха на Серегу похоже совсем не обиделся и вёл себя так, как будто и не было среди них ничего.
Колеса джипа шуршали по асфальту, а Лёха снова заговорил.
— Есть у меня одна особенность, уж и не знаю, дар это, или проклятие какое. Но только если я что увижу и сильно захочу это иметь, оно у меня тут же и появится. Не веришь? — посмотрел Лёха на Серегу. — А ты проверь. Возьми в руку что-нибудь и сожми в кулаке.
Серега порылся в кармане и достал из него смятую купюру, повертел её перед Лехиным носом и зажал в кулаке.
— Ну, что дальше то? — спросил Серега глядя на свой кулак.
— А дальше Серега, я возвращаю тебе твою денюжку, — протянул Лёха Сереге смятую купюру.
Серега разжал кулак и уставился на пустую ладонь.
— Это как это?
— Я ж говорю тебе, говорю, а ты все не веришь и не веришь, — рассмеялся Лёха. — Вот такой у меня дар, или косяк. Тут как хочешь, так и думай. Я потому ни разу и не попался, что по карманам не лазил, а деньги ко мне прямо из кошельков, в карман сами прыгали.
— Да ладно! — Серега никак не мог понять разводит его Смирнов или нет?
«То, что он у него смог из кулака деньги умыкнуть, тут да, было, ничего не скажешь. Причём сделал это Лёха на ходу и не отрываясь от баранки. А может гипноз? — покосился Серега с опаской на Леху. — Этого мне ещё не хватало. А что? Это то как раз всё и объясняет и про деньги в рюкзаке и про пистолет. Сам я ему всё и выложил, да забыл.»
— Ты завязывай на мне свои фокусы отрабатывать, — нахмурился Серега. — А лучше, высади меня где-нибудь у кафе, я пожалуй в город вернусь. Не поеду я с тобой никуда.
— Ну, как знаешь, тебе решать конечно, — улыбнулся Лёха. — Только вот незадача, не будет больше на этой трассе ни каких кафе. Да и попуток в город тоже пожалуй не дождёшься. Осень Серега, она и есть осень. В этих краях только летом туристы туда-сюда шастают, а сейчас уже не сезон. Да и доля у тебя такая, мой дар от меня принять иначе, не пришёл бы ты ко мне. А я ведь тебя только и ждал, знал, что прийти должен, вот и дождался.
— Какой ещё дар? — обреченно буркнул Серега.
— Да тот самый, что я тебе в нужном месте передать должен. Дар этот не может со мной уйти, и я стало быть, уйти тоже не могу. А я ведь не железный, болит всё и устал я как загнанная лошадь, пора мне уже Серега, под дела свои черту жирную подвести. Я ведь заметил, что мы с тобой чём-то схожи и лицом и телом. Вернее телом теперь уже не очень, выболело оно у меня. А лицом точно схожи, так что как отойду и машину мою заберёшь и квартиру и имя. Ты ведь за этим ко мне шёл? А заодно и дар заберёшь.
Серега все не мог отделаться от мысли, что он всё ещё находится под каким-то хитрым гипнозом и мотая головой, пытался скинуть с себя этот морок. Но морок не хотел его отпускать и Серега в конец вымотавшись сдался.
«Да хрен с ним, пусть несёт что ни попадя, до места доедем, а там видно будет», — нашёл наконец Серега спасительную для себя ниточку и успокоился.
Дорога несмотря на то, что приходилось ехать преодолевая подъемы и спуски, всё время вела вверх, в горы. Уже давно проехали заснеженный Семинский перевал и спустившись с него, попали из зимы которая обосновалась на перевале, в тёплую осень. На трассе было темно и пусто, не было ни попутных, ни встречных машин и вообще никого не было.
Лёха сбавил скорость и свернул на проселочную дорогу, которая петляя, уходила куда-то за заросшие лиственным лесом вершины гор. Проехав по проселку ещё часа три, Лёха наконец уткнулся бампером в какое-то строение и заглушил двигатель.
— Всё Серега, приехали, дальше дороги нет. Я имею в виду на машине дальше не проехать, а пешком, пожалуйста, топай и топай. Пошли в дом, переночуем как люди, а утром своим пёхом выше в горы почапаем.
Серега вытащил из-под заднего сиденья рюкзак с деньгами и открыв скрипучую дверь, вошёл в жилище, в котором Лёха уже зажег стоящую на столе керосиновую лампу и что-то шурудил в чугунной буржуйке.
— Щас тепло станет, дрова есть и причём листвяк, а от него знаешь жар какой — Ого-го! Нары которые слева не занимай, это мои. Я на них всегда сплю когда в горы ухожу, — сказал Лёха. — Эту избушку я сам и построил когда молодой ещё совсем был. Ну и туристы, или охотники какие, тут иногда ночуют.
Серега достал из большой клетчатой сумки «побирушки», в которых торговцы на Новосибирской барахолке по утрам товар привозят две банки говяжьей тушёнки, шмат обильно посыпанного чёрным перцем и чесноком сала и краюху чёрного ржаного хлеба. Этот набор продуктов, они купили ещё в городе по настоянию Лехи, который сказал, что он только с таким набором в горы и ходит.
Пока Лёха возился у печки, Серега порезал сало и хлеб и открыл тушенку.
— Готово что ли? — подошёл к столу Лёха. — Ну, тогда грех не выпить под такую-то закуску и поставил на стол литровую, с закатанной металлической крышкой банку. — Открывай, Серега слезу родниковую. Да не бойся, не отравлю. Это я из заначки достал. Из-под пола, вон там в углу. Спирт это, на маральих пантах настоянный.
Серега открыл банку и в нос шибанул запах спирта.
— Ну че ты скривился? Наливай. Стаканы вот, на столе стоят, — подвинул Сереге свой стакан Лёха. — Ну хочешь, я первый выпью.
Лёха опрокинул стакан и выпив за один большой глоток его содержимое, отправил в рот сало.
«Ну да, выпил, — подумал Серега. — Тебе то так и так кранты, ты сейчас что угодно заглотишь и не подавишься.»
— Ладно, — решился наконец Серега, — за светлое будущее.
И так же как и Лёха перед этим, заглотил содержимое стакана в один присест и закусил его салом.
— А ни че так, — удивился Серега, — хорошо пошла.
Спустя минут пять, предложил опрокинуть по второй.
— А давай, нам ведь особо торопиться теперь некуда, особенно мне. А туда, — ткнул Лёха в потолок пальцем. — Говорят, опозданий не бывает.
Утро началось к удивлению Сереги, не с похмелья. Голова была ясная и знакомые по предыдущим Серегиным застольям ощущения, отсутствовали.
— Надо же, — Серега вышел на крылечко и ещё раз проверил свои ощущения, — хорошая вещь, эта настоечка на пантах, нужно у Лехи рецепт спросить.
— Ну и чего встал? Одевай рюкзак и пошли, — проворчал Лёха. — Тут не далеко, километра два всего, вон туда, — указал он рукой куда-то за гору над которой поднималось утреннее солнышко.
Лёха пер на пролом, по одному ему известной еле заметной, основательно заросшей колючими низенькими кустарниками, узкой тропинке.