Синдикат Шивы. Детектив
Шрифт:
– Так и есть, так и есть. – Рассеяно проговорил Дон Пино Неро. – А, кто меня привел?
– Такой полноватый мужчина с закрученными усами, во фраке. Он еще сказал, что на приеме Вы как бы, хватили лишнего.
“Так это был Консуэло или, как его там, Александр Сицилийский". – Подумал Дон Пино Неро. Он уже не разговаривал с портье, который пытался еще, что-то сказать, а медленно побрел на свой этаж в свой номер…
Дон Пино Неро, поднявшись в номер, решил обдумать все, что с ним произошло в спокойной обстановке на едине с собой. Но, не успев открыть дверь номера, как зазвонил телефон, не смотря на позднее время. Часы показывали 22 часа 30 минут. Когда Дон поднял трубку, раздался приятный женский голос телефонистки: – Это мистер Дон Пино Неро? – девушка говорила по-английски и после того, как Дон Пино Неро ответил утвердительно, сказала, – С Вами будет говорить
В трубке раздался щелчок соединения, и твердый голос сера Веньямина зазвучал, как металл меча в смертельной схватке двух самураев.
– Приветствую Вас сеньор Дон Пино Неро! Извините, что не смог Вас встретить на приеме, но с этой миссией отлично справилась моя жена, миссис Изабелла Болон. В знак моей признательности я хочу пригласить Вас к нам на ужин в ресторан отеля, где проходил прием. Мы с миссис Болон будем ожидать Вас к девятнадцати часам. За ужином поговорим и о деловом предложении с нашей стороны. – Сер Болон сделал паузу, ожидая ответа от Дон Пино Неро. Чего, чего, но, такого поворота событий он не ожидал. И собравшись с мыслями, ответил:
– Мне, очень приятно слышать Ваш голос, сер Веньямин. Конечно, я с благодарностью принимаю Ваше приглашение и непременно буду к назначенному часу ужина.
– Надо сказать, что Ваше вино Барбареско производит очень приятные гастрономические оттенки вкусовых качеств. Здесь в Лондоне мне доставили сегодня к ужину бутылку тридцатилетней выдержки из запасников моего погреба именно производства виллы Пино Неро (Pinot Noir). Теперь Вы временный хозяин виллы и, надеюсь, что Вы будете покровительствовать и в будущем производство, так, что мы можем обсудить с Вами за ужином долговременное сотрудничество поставок вин сюда в Лондон. Партии вин сорта Барбареско производства виллы Пино Неро быстро расходятся у нас по дорогим ресторанам Лондона. Я звоню из Хитроу, мой самолет через час вылетит в аэропорт Марко Поло, и я скоро буду в Венеции. Ужин на завтра уже заказан, так что до встречи.
– О, да, конечно, сер Веньямин. До, скорой встречи, сер! – Дон Пино Неро положил трубку, когда раздались гудки зуммера.
"Вот это номер, – обескуражено подумал Дон Пино Неро. – Значит Изабелла, ни какая не Клеопатра, и не свободна, а замужняя женщина. Значит, этого ничего не было. Не было никакого дома, в Райском саду, и не было, никакой Клеопатры. Все мне, все приснилось".
Он уселся на постель, не снимая верхней одежды, в великом смятении.
"Ну, что же, – подумал он, – завтрашний день, надеюсь, прояснит ситуацию с моим наваждением. А, то, что я влюбился, факт на лицо, и от этого никуда не деться, факт".
С этими мыслями Дон Пино Неро снял из себя одежду, аккуратно развесил в шкафу костюм с брюками, рубашку бросил в ванную в таз для стирки. В шкафу у него была смена выглаженного белья и рубашек достаточно для выхода. После расслабляющей ванны и душа он тщательно вычистил зубы, и лег спать. В эту ночь ему ничего не снилось…
На званый ужин Дон Пино Неро готовился, тщательно подбирая к своему гардеробу рубашку и бабочку вместо галстука. Разглядывая себя в зеркале, он вдруг обнаружил, что в бабочке он будет смотреться, как официант обслуживающий званый ужин, и решил сменить ее на галстук. Комплект удался, галстук был подобран в тон пиджака. Осталось разгладить брюки и пиджак, чтобы нигде не было складок. С брюками все обошлось хорошо, и они очутились на вешалке. Пиджак лег на гладильную доску, и в нагрудном кармане оттопырившись, оказалась записка. Его как током обдало. Он достал сложенный и исписанный листок знакомым, как бисер, мелким и ровным почерком.
"Милый, так надо. Ты обнаружишь мое письмо, когда будешь собираться на званый ужин. Этот ужин устроила я для нас, чтобы как-то смягчить твое возвращение в отель. Веди себя сдержанно, будто мы не знакомы, так надо для нас двоих. И помни, я люблю тебя, и до скорой встречи, навеки твоя Клеопатра".
От прочитанного послания он застыл неподвижно, пытаясь понять этот явный сон. Неужели ему вновь снится это. С трудом верилось, что это действительность, а не наваждение. Он снова прочел записку, и имя Клеопатра говорило, что все происходило с ним это правда. И видение райского сада, и любовь ангельской девушки Клеопатры, и солнце с не обжигающими лучами, на которое можно смотреть без боли в глазах. С осознанием этого, к нему возвращалась та мужская уверенность, что так нравится женщинам и, что этой мужской уверенностью он мог теперь распорядиться по достоинству, как подобает любимому мужчине перед рогоносцем мужем, не подозревающем о связи жены. Стоп, а как насчет того, что Клеопатра сказала, что она не замужем за Веньямином. Значит, сер Веньямин Болон пускает пыль в глаза перед общественным мнением о своей персоне. И этот факт придал непередаваемой радости, и настроение улучшилось, что Дон Пино Неро, напевая песенку, быстро разгладил пиджак, и аккуратно, с какой-то нежностью развесил на плечиках вешалки. Одежда подобрана, настроение бодрое, а до выхода в ресторан оставалось еще много времени. И, чтобы скоротать время и хорошо себя ощущать физически, он решил отдохнуть в постели, расслабившись, не о чем не думая. Установив будильник на ручных часах на семнадцать часов, лег и не заметил, как уснул сразу же безмятежным, как в юности, сном…
Глава 11
В темноте трюма корабля, скованные цепями, застыли на своих местах рабы-гребцы. Был час обеда. В узком проходе разносчик в набедренной повязке и с бадьей полной кусков овсяного хлеба, заранее приготовленных для раздачи, вынимал по одному куску и раздавал направо и налево, рабам-гребцам. За ним шел разносчик воды. Он черпал оловянной кружкой из дубовой бадьи питьевую воду и давал получившему рабу хлеб напиться. Не допитую до конца воду, выхватывал из рук пьющего, часть воды разливалась по трюму, обозначая водными брызгами проход. Следом за водоносом шел надзиратель с плеткой из сыромятной кожи, зорко следивший за тем, чтобы каждый раб получал свой положенный кусок черствого хлеба. Когда последний гребец съел свой хлеб, разносчики поспешили быстро унести свои пустые бадьи, а надсмотрщик, громовым голосом объявил, что на парусах идем к Мессианскому проливу и что можно перевести дух. Вздох облегчения прокатился по трюму, после долгой и изнурительной гребли от Неаполя до самого Мессина. Это был пиратский корабль, которого наняли купцы общины Неаполя, возившие товар в Киликию по приказу сената Римской Империи, дабы задобрить морских разбойников в эти неспокойные времена восстания рабов под предводительством Спартака, а еще лучше склонить их на свою сторону. Пиратская галера, получив вознаграждение золотом в Неаполе, возвращалась в Эгейское море, где расположено множество пиратских островов у берегов Киликии, и где можно было отдохнуть, и подготовится к новым походам и грабежам. Надзиратель был в хорошем расположении духа. На палубе его ждало угощение. Так как галера везла с собой бочки с красным вином.
Пригрозив своим устрашающим хлыстом с металлическим набалдашником на конце рабам, надзиратель поднялся с вонючего трюма на свежий воздух палубы. Как только за надзирателем захлопнулся люк, тщедушный и худой, как скелет, раб, сидящий за крепко сбитым гребцом, недавно прикованным на место умершего, постучал правой рукой по плечу его. Передний резко обернулся и спросил на своем языке:
– Чего ты хочешь от меня?
– Я знаю, что ты прибыл из Востока! – тщедушный ответил на ломаном языке его страны, и продолжал, – Я знаю эту местность. Я был на острове Сицилия, и мы сможем выбраться. Другие рабы внимательно прислушивались к шепоту этих двоих гребцов, но ничего не понимали, так как были из разных стран каждый со своим языком и обычаями.
– Ты безумец! Как ты думаешь бежать?! – почти с ненавистью спросил крепыш, смерив глазами обтянутые кости темной до черноты кожей тщедушного раба.
– Мне понадобится твоя помощь. На ночь нас запирают. Ты сильный и можешь разбить шлюпку, чтобы за нами не устроили погони. Ты согласен? – тщедушный выжидательно и с напряжением смотрел в зеленые, как две оливы, глаза рабу. И тот с кривой улыбкой, смерив ребра, проступающие сквозь кожу тщедушного раба, своими широко поставленными глазами, ответил:
– Да, я согласен. А как ты освободишь меня от этих оков?
– Увидишь. Меня зовут Кшатр. А, как ты зовешься?
– Я Айна.
– Хорошо Айна, когда появится надзиратель, попроси его подойти ко мне. Скажи, что я без сознания. Пусть подойдет.
– Я не знаю их языка.
– Это ничего, позовешь жестами, пусть только подойдет. Он должен подойти осмотреть меня, затем пойдет за ключом от моего замка. Ключи у него в связке. Дальше я буду сам действовать. Освобожу тебя, и мы вдвоем пробьемся к шлюпке. – Он вдруг наклонил голову, давая понять, что надзиратель открыл люк в трюм. Затем послышались его тяжелые шаги. Когда в сумрачном трюме глаза надзирателя привыкли к затхлой темноте пространства, он вдруг заметил, что еще свежий и крепкий раб жестом подзывает его к себе, кивая на раба, поникшего на рукояти весла. В пьяном взгляде, как два черных угля глаз надзирателя зло блеснули искорки недовольства.