Синдикат
Шрифт:
– Наверное, ты прав.
Стоя ко мне спиной, она добавила:
– Натан, можешь ты меня оставить одну на какое-то время? Мне хоть немного нужно побыть одной.
– Конечно. – Я встал и вышел из комнаты. Уже в дверях она крепко обняла меня, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать.
– Позвони мне вечером, – пробормотала она мне в грудь. – Я тебя люблю, Натан, все еще люблю. Это ничего не изменило. Ничего.
– И я тебя тоже люблю, Мэри Энн.
Она посмотрела мне в лицо:
– Я ведь тебе говорила –
Я поцеловал ее в лоб и пошел, и пока спускался по лестнице, чувствовал на себе ее взгляд. Ладно, уважение ее я заимел, хоть и не заслуживал, но заимел. А что касается ее любви, то она уже угасала. Я знал, что рассказав прекрасной даме горькую правду, никогда уже не буду в ее глазах смелым рыцарем.
Она не знала, что я убил ее брата, но это не меняло дела. Я убил ее романтические представления о самом себе, вот что было плохо. Я убил ее мечту о том, что я – настоящий детектив, который сможет найти ее брата-героя и восстановить попранную справедливость. Я убил счастливый конец.
Часть IV
Несбывшиеся ожидания
1 сентября 1933 г.
Глава 30
Я корпел над какими-то отчетами по страхованию, в окна конторы хлестал дождь. Вошел без дождевика, а потому промокший, Элиот.
– Этот проклятый дождь никогда не перестанет, – сказал он, проходя и садясь напротив меня.
– Рад, что ты сообразил, как от него спастись, – заметил я в ответ.
– Похоже на то, что у тебя теперь все время есть работа.
– Да, для начала все идет неплохо.
– Чего стоит только одна работа на Выставке! Удачный год!
Я кивнул и отложил ручку:
– Итак, завтра ты уезжаешь.
– Да, утром. Мы с Бетти и «форд», полный барахла.
– А что именно ты сделал для Департамента юстиции, чтобы заслужить Цинциннати?
– Ну, – усмехнулся он, – куда же еще можно отправить агента по «сухому закону», который вот-вот отменят? Поеду гонять самогонщиков. Как думаешь, справлюсь?
– Дробовики этих деревенских придурков могут убивать не хуже автоматов.
– Догадываюсь. Но я никогда и не представлял себя в роли нашпигованной дробью дичи.
– Элиот Несс в роли дичи – это дико.
Он рассмеялся, но вид у него был невеселый. Я понимал, каково ему.
– Будешь в Цинциннати, загляни при случае, – сказал Элиот.
– Загляну. Твои люди остаются здесь. Надеюсь, ты будешь время от времени их проведывать.
– Я тоже на это надеюсь.
– А стоило все это таких трудов, Элиот?
– Что?
– Давать такой бой. Сажать Капоне. Вообще все.
– Тем, что повязали Капоне, я удовлетворен. Беда том, что никто
– А потом ты ведь знаешь, что, когда тебя здесь не будет, о Чикаго позаботится Мелвин Парвис.
– Ха, этот бесполезный глупец! Мальчишка, который не может узнать и сыщика из своей команды!
Тут Элиот понял, что я его разыгрываю, и мы оба заухмылялись.
Он сообщил:
– Я покрутился внизу, но Барни нет.
– Он сейчас в тренировочном лагере в Кэтскилсе. Через несколько недель состоится матч-реванш с Канцонери.
– Раз уж зашла речь о повторных матчах – хотелось бы мне и очень, поглядеть на судебное разбирательство с Лэнгом.
Оно тоже должно было проходить через несколько недель.
– Ничего особенного не произойдет, – ответил я. – Не представляю ничего другого, кроме того, что Лэнга с Миллером высекут хорошенько и выставят из полиции пинком под зад. (Оба моих предсказания сбылись.)
– Что ж, все равно – хотел бы я оказаться в это время здесь. Какие новости у Мэри Энн?
– На прошлой неделе прислала открытку. Она получила роль.
– Голливуд должен прийтись ей по вкусу.
– Это место просто создано для нее.
– Я думал... у тебя ведь были серьезные намерения по отношению к ней.
– Да, были.
– А у тебя все в порядке, Нейт?
– Я собираюсь туда поехать.
– Не хочешь сделать перерыв? Эти отчеты могут ведь подождать, верно?
– А что ты мне предлагаешь?
Элиот встал:
– Спустимся вниз. Я хочу тебя угостить.
Элиот два года ловил самогонщиков в Кентукки, Теннесси и Огайо. В тридцать два года он стал руководителем группы по общественной безопасности в Кливленде, штат Огайо, – самым молодым в истории города. Во время второй мировой войны был директором отдела социальной защиты в Федеральном Агентстве безопасности (забавное название, означавшее, что в его обязанность входила борьба с венерическими болезнями на военных базах Соединенных Штатов).
Как раз в то же время, когда Элиот сражался с этой болезнью в масштабах страны, этим же, но исключительно в отношении себя занимался и его старинный друг-приятель Аль Капоне. Он вышел из тюрьмы Атланты, но не так как хотел: его перевезли в Алькатрас тюрьму, которая считалась местом тюремного заключения для наиболее опасных, неисправимых преступников. Сифилис уже начал пожирать его мозги, ив 1939 году, когда его выпустили из Алькатраса, он уже был частично парализован – и душой, и телом. Капоне умер в 1947 году в сорокавосьмилетнем возрасте от венерической болезни, к этому моменту его жизнь превратилась почти в растительную.