Синдикат
Шрифт:
Мэри Энн крепко обняла меня: она плакала, но истерики не было. Ее переполняло счастье.
Но у меня не было на это времени.
– Возвращайся к себе домой, – приказал я, отодвинув ее. – И жди меня.
– Что...
– Сделай, как я сказал, малышка. Возвращайся до мой.
Я поблагодарил парнишку из колледжа, который помогал меня втянуть, потом повернулся к охраннику:
– Прошу тебя, не очень об этом распространяйся. Он глянул мельком на восьмерых или десятерых стоящих с разинутыми ртами людей, уже все обсудивших и пришедших к выводу, что
– Не знаю, удастся ли мне...
– Если справишься, получишь пятьдесят долларов. И я оплачу ремонт.
Усмехнувшись, он пожал плечами:
– Сделаю, что смогу, мистер Геллер.
Потом я прошел к лифтам и поймал взгляд Мэри Энн; на лице у нее было написано раздражение. Спуск длился всего одну минуту, и я не сразу сообразил, что я-то там висел не одну или две минуты, так что мой блондинистый приятель, убивший Джейка Лингла и помогавший убить Сермэка, опережает меня, хоть и не на много.
В вестибюле при входе на «Скай-Райд» кассир подтвердил, что видел блондина в костюме соломенного цвета, быстро уходившего в направлении озера. Сегодня ночью на Выставке не было большой толпы, но все-таки людей было немало, а света фонарей было достаточно для создания удивительного мира в пастельных тонах, но не для четкой видимости.
Так что я остановился, ища взглядом быстро двигающуюся фигуру, но не увидел ни одной. Тогда я сам зашевелился в направлении моста на Шестнадцатой улице и притормозил около первого же охранника по службе безопасности, мимо которого проходил. Он меня узнал, заулыбался, а я спросил у него, не видел ли он того парня.
Он видел и показал через мост, в направлении «Зала Науки», чье квадратное здание светилось в ночи оранжевым, зеленым и синим. По реке скользили гондолы, каноэ, шлюпки – сцена, полная умиротворения и покоя, а в мозгу у меня творилось черт знает что.
Выход с Восемнадцатой улицы. Это самый близкий выход и ближайшая дорога к парковочной стоянке.
Я побежал. Несся, как пьяница уносится из чертовой преисподней, сбил несколько человек и едва не был задержан охранниками, но, узнав меня, они подумали, что я преследую какого-то воришку, а один из них даже кинулся за мной следом и завопил:
– Геллер, помощь нужна?
Я махнул головой, отказываясь, и парень отстал.
И вот Выставка уже позади, а передо мной припаркованы все машины Чикаго – ряд за рядом, машина за машиной.
Парковка была частная, всего несколько выездов и въездов. Может быть, очень может быть, я его и поймаю.
Я показал удостоверение Выставки двум служащим при входе. Они были одеты как обычно, на поясах висели кошельки для размена монет. Они сказали – ну да, видели, пробегал блондинистый парень – и показали налево. Я никого не увидел. Оглядывая обе стороны, пробежал мимо первого ряда машин. Когда отошел от тех служащих подальше, достал браунинг.
Заработала машина, я заметался и увидел, как она выезжает. Пожилая пара.
Я напряженно таращился по сторонам: площадка для парковки не освещалась, но сияние от Выставки света
Блондина.
Я отступил в сторону и направил на него пушку, но он, не останавливаясь, пальнув в меня из пистолета с глушителем. Руку обожгло огнем, и я рефлексивно выстрелил.
Резко нажав на тормоза, он выскочил из машины, направив на меня волыну. Глушитель придавал ей совершенно модернистский вид – сувенир с выставки, да и только.
Притворившись, что он в меня попал, я упал на спину и, схватившись за грудь, застонал. Он стоял надо мной, победно улыбаясь и поигрывая пушкой, когда я прицельно въехал ему каблуком прямо в пах.
Выронив пистолет, он сложился пополам и как-то сухо и болезненно захрипел, я добавил правой в челюсть и свалил его. Блондин оказался ловок: уже упав, он ухитрился подхватить свою волыну. Я едва успел вцепиться ему в запястья. Через несколько секунд отчаянной борьбы послышался слабый, как негромкий щелчок, выстрел. Призрачно побелевшее лицо его обмякло на глазах, и я едва успел ему сказать:
– На этот раз я тебя поимел, говнюк.
Поднявшись с пушкой в руке, я огляделся. Издалека приглушенно клокотала Выставка; ночь была такой же тихой и пустой, как разум мертвеца. Ветер – и тот затих. Никто ничего не видел. Никто ничего не слышал – когда орудием убийства служит бесшумная машинка блондина.
Его автомобиль с включенным мотором стоял рядом, в нескольких шагах. Я взгромоздил его на боковое сиденье. Усадил попрямее, хотя подбородок его упал на грудь, а живот был окровавленный и какой-то размякший. Захлопнув дверцу, я занял место водителя.
Служащие, увидев мое удостоверение, улыбаясь, покивали.
Вспомнив, кому принадлежит концессия на парковку, я тоже про себя улыбнулся. Остановившись на Мичиган-авеню около круглосуточно работающей аптеки, купил себе бинтов и воспользовался телефонным справочником. Адрес Ронги в списке был – всего десять-пятнадцать минут езды отсюда. Хорошо.
Я вернулся в машину, где все еще сидел блондин. Куда это он собирается ехать?
Со мной; я навещу человека, который его послал: его босса.
Я так этому парню все и объяснил, еще не трогаясь с места, сняв пиджак и бинтуя рану на руке.
– Везу тебя к Нитти, приятель, – сказал я ему. Он не возражал; собственно, он завалился вправо и уткнулся в стекло, как будто сильно утомившись – остекленелый взгляд полуоткрытых глаз, казалось, это подтверждал.
– Так или иначе – к чему мне твое мнение? – спросил я у блондина, проезжая по Мичиган-авеню. – Ты мертвец. Мертвец – как Лингл... Мертвец – как Сермэк... Мертвец – как Нитти, – сказал я своему попутчику, остановившись перед светофором. Когда зажегся зеленый, я поехал дальше.