Синдром гладиатора
Шрифт:
— Ага. Не поверите — маленькая фирма в Японии. Никто про них и не знает. Кроме… В общем, не важно… Так что с детьми?
— Я их отослал сразу, как только почувствовал неладное. Европа большая, я один знаю, где искать.
— Ну и ладушки. Я, собственно говоря, готов. Пойдемте отсюда, майор. А то как бы в нас опять из окон палить не начали.
Он инстинктивно бросил взгляд в окно. Солнце, лето. Жара, мать ее. Я осторожно прошел по комнате и задернул шторы.
— Куда мы теперь? — спросил он, принимая из моих рук портплед.
— У японцев есть очень толковая пословица на этот счет. По-русски она звучит примерно так: «Если уж укрываться, так под большим деревом». Поедем к Паоле. Заодно поможем ей разобраться со своими сотрудниками. Какая-то крыса у нее точно
Я уже был у дверей, когда за моей спиной прозвучало два глухих хлопка. М-да… Чем-то он становится похож на Рихо. Неужели это мое влияние? Не оборачиваясь, я покинул номер. Следом шел Дмитриев, на ходу укладывая в кобуру пистолет.
Нам удалось покинуть гостиницу незамеченными. Оба номера, свой и Дашин, я оплатил вперед, дело было не в администрации. Просто я не исключал того, что нас ожидали не только в номере, и не только люди Кольбиани. Но все обошлось. Лишь один раз, уже на улице, мне показалось, что кто-то пристально смотрит мне в спину. Быстро обернувшись, я потянул из кобуры пистолет, но… Никого и ничего подозрительного рядом не оказалось. И потом, уже пробираясь на машине по оживленным миланским улицам, я пару раз отметил белую «Ауди», настойчиво повторяющую все наши маневры. Но стоило мне озадачиться этой проблемой всерьез, как машинка моментально исчезла. К этому моменту мы уже выехали из города и направлялись в сторону Bellagio, маленького городка на берегу озера Комо. Возвращаться обратно ради сомнительного удовольствия погоняться за призрачным наблюдателем? Вот еще… Сам объявится. Дорога была отличной, и я с удовольствием выжимал из «Мерседеса» максимум скорости, на которую он был способен. Вторник, полдень, направление озера Комо — никакой конкуренции.
Звонить Паоле я побоялся. В ее доме был «крот», и лишний раз нарываться на неприятности мне не хотелось. Так доберемся, не маленькие. В небольшом, но очень уютном городке мы остановились у кафе, где Дмитриев быстро отыскал главного местного знатока. За каких-то пятнадцать минут этот «немногословный» старожил рассказал нам, как проехать к дому синьорины Бономи. Помимо чисто географических сведений наш информатор, возбужденно размахивая руками, сообщил, что как раз на этой дороге пару часов назад что-то случилось, и сейчас там находится вся местная полиция. Поблагодарив эрудита, мы отъехали.
— Может быть, не стоит? — вопросительно глядя на меня, сказал Дмитриев. — Зачем нам полиция?
— А мы ей зачем? — резонно возразил я. — Вы турист, я турист. Бросьте, майор, не вибрируйте.
— Туристы с автоматами не ездят, — ворчливо пробормотал он, запихивая «Узи» по сиденье.
Я промолчал. Доля истины в его словах определенно присутствовала. Вокруг перевернувшегося «Мерседеса» стояло несколько полицейских машин, санитарный микроавтобус, карабинеры отгоняли репортеров, назойливо вьющихся с фотоаппаратами вокруг места происшествия. Дел хватало всем, на нас никто даже внимания не обратил. Только какой-то плюгавый полицейский замахал руками, заметив, что я начинаю притормаживать. Мол, проваливайте, без вас разберемся. И я послушно прибавил скорость.
— Вот и началось, — с грустью в голосе прокомментировал события Дмитриев.
Я молча кивнул, соглашаясь. Значит, он тоже узнал машину. Этот «Мерседес-600» мы видели сегодня ночью. У Паолы их было два. На них разъезжала охрана.
Широкий стакан, на три пальца наполненный «Aberlour Antigue» со льдом, хорошая сигарета, горячая, парящая ванна — я всегда считал себя истинным стоиком. Если чуть-чуть вылезти из воды, то вполне можно разглядеть горную гряду со снежными шапками на вершинах и облаками, зависшими над всем этим великолепием. Всегда мечтал иметь такой вид из окна своей ванной. Жаль только, что ни в Бордо, ни в Париже нет гор. А там, где есть горы, нет моих ванных комнат. Но и эта, принадлежащая Паоле, мне очень нравилась. Оформление явно от «Versace», слишком уж все пестрое и причудливое, начиная от золоченой головы оленя на стене и заканчивая зубными щетками со стеклянными ручками. Мрамор, парча, золото. Зеркала… Бредятина. Но зато какой вид из окна!
Я уже час валялся в мраморной ванне и не испытывал ни малейшего желания покидать ее. Жизнь вполне удалась, и бокал с виски, стоявший на краю, служил этому наглядным подтверждением. Снаружи, вне этих пестрых стен происходил полный бардак, и погружаться в него я не хотел категорически. По крайней мере, не сейчас. Еще полчасика, и тогда… Ну, в крайнем случае, час…
Охрана пропустила нас без звука. Одного взгляда на мою мужественную физиономию им хватило. Кажется, я становился здесь чем-то вроде национального героя. И неудивительно. Позже выяснилось, что после осмотра дома, в котором некогда «гостил» Давид, полиция пришла к выводу: в нападении участвовало не менее десятка отборных головорезов. Они судили по результатам, а бедняги охранники видели воочию эту «десятку». Так что в их глазах я был пока круче тучи.
Сказать, что Паола была страшно, просто катастрофически занята — это значит вообще ничего не сказать. Ее буквально разрывали на части, в «Империи Бономи» происходило что-то вроде землетрясения. Когда она появилась на пороге, я вообще сильно усомнился в ее дееспособности. Но, как тут же выяснилось, зря.
— Луиджи оказался предателем, — бросила она с порога. Перед этим Паола мельком взглянула на Дмитриева и сразу же забыла о нем, в дальнейшем обращаясь только ко мне. Довольно невежливо с ее стороны. Но простительно.
— Он работал на Кольбиани и успел сбежать, пристрелив ваших дуболомов, — в тон ей продолжил я, устало опускаясь в кресло, из которого поднялся по случаю ее прихода.
— Да, — резко сказала она. — И это еще не все. Сегодня ночью умер Председатель Совета директоров Северо-Итальянского государственного банка. Официальный диагноз — сердце… Андре, я знала этого человека пять лет! До вчерашнего дня он был здоров, как Минотавр! Какое, к дьяволу, сердце, его убили люди Кольбиани! До тех пор, пока не выберут нового Председателя, я ничего не могу сделать. А новый будет человеком Кольбиани, и меня выкинут из банка, понимаешь?! Все акции всех моих предприятий со вчерашнего дня летят ко всем чертям, мои брокеры обрывают телефоны, и никто, понимаешь, никто не хочет мне помочь… Еще вчера они стояли в очереди, умоляя меня инвестировать их деньги в мои предприятия, а сегодня их секретарши говорят, что они заболели, не принимают, у них совещание! Ублюдки! Это война, понимаешь! И я знаю, кто стоит за всем этим! Только Давид мог спланировать такую атаку, это его мозг! И руки Кольбиани! О, дьявол… Она опустилась на диван, бессильно уронив руки. Я удивлялся самому себе, но… Меня не трогала вся эта финансовая драма. Когда Паола рассказывала о себе, о своей жизни, — мое сердце разрывалось от жалости, любви, сочувствия. А теперь… Ничего. Ноль.
— Простите, что я вас прерываю, синьорина Бономи, но и это еще не все. Я случайно побеседовал с одним из людей, работающих на дона Кольбиани… В Милан приехали боевики с Юга. Не сегодня-завтра, но война начнется. И то, что сбежал Луиджи, еще одно тому подтверждение.
— Не надо о нем, — Поморщилась Паола. — Это моя ошибка, и поверь, я дорого за нее заплатила.
Неожиданно и обворожительно улыбнувшись, она легким движением поднялась с диванчика и шагнула к дверям. Невероятное, титаническое усилие, сделанное Паолой, я ощутил почти физически. Она вновь входила в образ «железной леди». Уже на ходу, обернувшись, Паола сказала:
— Я очень благодарна вам, синьоры, за ваше желание поддержать меня в трудный час. Вам покажут ваши комнаты… Месье Дюпре, будьте добры, проводите меня.
Я едва успел выйти из гостиной и прикрыть за собой дверь. Резко обернувшись, она подступила ко мне вплотную, мгновение всматривалась горящими глазами в мое лицо, словно пытаясь разглядеть в нем что-то, потом отшатнулась и… Влепила мне пощечину. А потом разрыдалась.
— Никогда, слышишь, никогда не смотри на меня так… И не называй меня «синьориной», хотя бы наедине… Ты не понял, ты так ничего и не понял… Я… Кроме тебя, у меня сейчас ничего нет. Никого нет, понимаешь? Твой отец здесь ни причем, это другое, мне нужен ты, ты сам, а… Я… О, Боже!