Шрифт:
Василий Лобов
Синдром "П"
Ветер ударил в открывшийся проем люка.
– Бр-р-р... ну и планетка!
– Вцепившись руками в поручни трапа, Никитин соскользнул вниз.
– Могли бы все-таки встретить, - проворчал Васин, последовав за товарищем.
Между туч показалась луна, и они, увидев безжизненную равнину в гряде голых унылых гор, направились к небольшому двухэтажному домику, ощетинившемуся пиками антенн.
Входная дверь пропустила их в крохотный тамбур. Тут же что-то щелкнуло, тихо запели вентиляторы, решетчатые стены втянули в себя ночной воздух планеты.
Открылась
– Тихо-то как, - прошептал Васин.
– Как в могиле, - сам же испугался своей шутки и закричал: - Есть тут кто? Э-й-й-й!
Они замерли, ожидая услышать шаги, радостные возгласы, смех... Но станция по-прежнему хранила молчание. Прошла минута, другая. Тишина становилась все более тягостной.
– Спят они тут, что ли?!
– воскликнул Васин.
Они пересекли длинный коридор и очутились в просторной комнате, очевидно, в станционной кают-компании. Огляделись. Два журнальных столика, кресла и диваны из мягкой коричневой кожи, полки, уставленные книгами, альбомами, блоками видеокассет. На стенах висело несколько картин, написанных маслом. Из них обращала на себя внимание одна, где было изображено поросшее желтыми одуванчиками поле, по которому к речке бежали, взявшись за руки, юноша и девушка в белом платье. Их радостные лица были обращены друг к другу. Над рекой, как сказочный мост, висела радуга, а по небу катилось огромное солнце. Картина называлась "Счастье". Напротив картины, в стене, располагался экран дисплея.
В кают-компании, казалось, все лежало на своих местах, даже журналы на одном из столиков были сложены ровной стопкой.
Никитин разворошил стопку. Моды, моды, моды... Под роскошными глянцевыми обложками скрывались томные красотки в сногсшибательных нарядах и пейзажи экзотических местностей.
Васин прошелся по комнате, остановился около большой керамической вазы, стоявшей на полу, понюхал высушенный камыш и произнес:
– Ничего интересного.
Никитин нажал на кнопку связи с компьютером.
На экране возникло лицо.
– Слушаю, - холодно сказало оно, пристально разглядывая стоявших перед ним Никитина и Васина.
– Меня зовут Константин Никитин, а это - Альберт Васин, мы фельдъегери трансгалактической почты. Приняли ваш вызов. Что случилось?
– Ничего.
– Как ничего? Зачем же тогда вы попросили нас изменить курс и оказать вам помощь?
– Опасность уже миновала.
– Какая опасность?
– Вышла из строя регенерационная система, но теперь все в порядке.
– Кто направил нам вызов?
– Начальник экспедиции Валерия Титенко.
– Почему она не дала отбой?
– Не знаю.
– Где она? Где все остальные?
– Все члены экспедиции находятся в пределах станции.
– Где? Спят?
– Я не уполномочен контролировать действия людей в пределах станции.
– Ладно, пока отдыхай, отбой.
Экран погас.
– Альберт, осмотри второй этаж, а я проверю первый, - попросил Васина Никитин.
Васин встал на нижнюю ступеньку винтовой лестницы, и она понесла его наверх.
Никитин вышел в коридор, осмотрел сначала левое крыло здания, потом правое. В коридор выходили несколько дверей, две из них перед ним не открылись: он постучал, но ему никто не ответил. Остальные комнаты были заставлены аппаратурой и множеством разнокалиберных склянок.
Пройдя коридор, он повернул назад и вдруг услышал за дверью, на которой красовалась буква "Р", какие-то приглушенные звуки. Он вошел. Здесь пахло лекарством, травами и еще чем-то знакомым, домашним. У одной из стен находилась ширма из белой махровой ткани, рядом, у окна, стоял мольберт. На противоположной стене располагались стеллажи с блоками пробирок, колбами и бутылями, заполненными разноцветными жидкостями. Под стеллажами, над письменным столом, висел экран дисплея, несколько фотографий, рисунки, выполненные гуашью и пастелью. На столе лежала открытая тетрадь, в которой губной помадой был нарисован смешной человечек с ушами-антеннами.
Рядом с изящной перламутровой пудреницей валялся тюбик с губной помадой. На краю стола стояла большая колба с черной жидкостью.
Никитин коснулся пальцем кнопки связи с компьютером. На экране дисплея появилось поле желтых, как на картине в кают-компании, одуванчиков. По полю бежали юноша и девушка в белом платье. Небо над желтым полем было синим-синим, и по нему, задевая пушистыми краями за нависшую над далекой речкой радугу, плыли облака. Экран приблизил бегущих, дал крупным планом лицо девушки. Ее левую щеку закрывала прядь льняных волос, губы улыбались.
Затем экран снова показал поле. Юноша взял девушку за руку, и они остановились.
– Я люблю тебя, Рита...
– прозвучал мужской голос.
– Ты сошел с ума, - ответила девушка.
– Разве я могу сойти с ума?
– с горечью возразил он.
Она рассмеялась.
– Можешь, Гена, можешь, можешь...
– А мне нравится с тобой болтать. По душам тут можно поговорить только с тобой. Они все слишком замкнулись в себе и своих бесконечных опытах.
– Все ученые - фанатики.
– Я тоже?
– Ты художник.
– Я еще и художник... Биолог и художник, специалист по моделированию... неизвестно чего, - девушка опять рассмеялась.
– Специалист, название которому еще не придумали.
– Я часто смотрю на одну твою картину...
– Одуванчики?
– Она называется "Счастье". По-твоему, оно такое? Таким ты представляешь себе счастье?
– Да, мне оно таким видится. Знаешь, я мечтаю, что однажды проснусь и увижу за окном синее небо, белые облака и такое же поле желтых одуванчиков, вместо этой противной голой равнины и бездушных черных скал. Я открою окно и выпрыгну наружу, зажмурю глаза, постою так минуту-другую, вдохну аромат цветов, потом побегу, побегу...
– Рита...
– Да?
– А если я...
Дверь с легким шипением отъехала в сторону, и в комнату вошел Васин. Голос оборвался на середине фразы, экран погас.
– Наверху находятся комнаты членов экспедиции, но в них никого нет, доложил Васин.
Со стеллажа на стол спрыгнул белый кот.
– Тьфу, напугал, - вздрогнул Никитин.
– А я его сначала и не заметил. Здесь тоже никого, кроме вот этого кота, - он протянул руку, чтобы погладить его, но кот отскочил в сторону, смахнул со стола колбу с черной жидкостью, и колба разбилась, и жидкость растеклась по полу. В комнате запахло валерьянкой.