Синдром пустого гнезда

Колочкова Вера Александровна

– Меня Ирой зовут, а тебя как? – решительно подступила к ней розовая тетка, колыхнув изрядного размера брюшком под шелковой тканью широкой туники.

– А меня – Татьяна. Что ж, Ира, будем знакомы.

– Так и давно пора, Танюш! Тапочки будешь надевать? Маш, дай мамочке тапочки!

– Так у нас пока нет, теть Ир… – виновато развела руками Машка. – Мы это… Не обжились еще…

– Ладно. В следующий раз я принесу. Ты, главное, запомни – домашнее хозяйство, оно из мелочей складывается. Да ты и сама постепенно всему научишься!

Ничего себе… Она Машке уже и советы дает! И командует уже

здесь, как полноценная законная свекровка! Ну дела… А Машка-то, Машка какова! Стоит, слушает, согласно кивает…

– Прошу дорогих гостей к столу! – выглянул в прихожую Димка, тоже порядочно раскрасневшийся. – Давайте, давайте, а то остынет, невкусно будет!

– Тань, а я, как узнала, что ты одна придешь, тоже решила своего Павла дома оставить! – усаживаясь за накрытый стол, несколько интимно сообщила ей Ира. – Посидим для начала в узком кругу, попривыкнем друг к другу, а потом уж и до мужиков дело дойдет… Твой-то где, в командировке?

– Да. Он в командировке. Только завтра приедет.

– Слушай, а как ты его отпускаешь одного? Не боишься? А то нынче бабы такие – только и норовят в чужую постель запрыгнуть!

– Мам… Ну ты скажешь тоже…

Димка стрельнул виноватым глазом в сторону Тани, и она улыбнулась ему несколько сдержанно – ничего, мол, не беспокойся, я и сама справлюсь. Хотя чего там говорить – улыбка эта далась ей с трудом. Да и заснувшее было внутри беспокойство сразу зашевелилось, потревоженное чужой наивной бестактностью. Улыбайся не улыбайся, а все равно неприятно! Как там Светик говорит? Сознание от подсознания не зависит?

– А что я такого сказала? Ляпнула не к месту, да?

Ира вдруг склонилась к самому Таниному уху, прошелестела со свистом:

– Он у тебя погуливает, что ли? Так ты извини, я ж не знала…

Таня дернулась от нее испуганно, но быстро взяла себя в руки, снова натянула на лицо безмятежную вежливую улыбку. Настроение было вконец испорчено. Да и беспокойство внутри уже вовсю ныло болью. Собраться бы с силами да и ответить этой хамке по-настоящему! Хотя самое лучшее в этой ситуации – вообще ничего не отвечать.

– Теть Ир, наш папа вообще никогда, как вы говорите, не погуливал! – неожиданно сердито пришла на помощь Машка. – Мои родители в этом смысле до крайности идеальная пара.

– Ну и дай бог, дай бог… – суетливо согласилась Ира, подставляя свой бокал под струю шампанского. – Вот давайте за это и выпьем… И вы так же живите – в любви да в согласии. И за знакомство давайте выпьем…

Осушив свой бокал до дна, она крякнула, потянулась вилкой в сторону тарелки с нарезанной кружочками копченой колбасой. Подхватив сразу два кружка, целиком пропихнула их в рот, снова наклонилась к Тане доверчиво:

– Вообще-то я, знаешь, водочку предпочитаю… Никакого толку организму от этой кислятины нет. Как мой Паша говорит, каждый пузырек шампанского – это удар по печени.

– Теть Ир, давайте я вам салатик положу! Вот этот, с оливками! Это новый рецепт, я вчера в журнале вычитала. Он очень вкусный.

– Ну давай…

Ира оттащила от нее свое плотное туловище, протянула Машке тарелку, и Таня снова с благодарностью посмотрела на дочь. Потом осторожно повернула голову, пытаясь незаметно осмотреть ее новое жилище. Хотя лучше бы она этого

не делала. Обыкновенная съемная берлога, каких тысячи. И чего ей дома не жилось, под боком у любящей матери? Не так уж и хорош этот рыжий парень, чтобы из-за него подвиги совершать. А уж про маму его и говорить нечего. Не зря же говорят – яблоко от яблони… Если он так же прост до безобразия, то скороспелая влюбленность Машки ей совсем уж непонятна. Хотя одно успокаивает – скорее всего, это ненадолго.

– Разрешите, я за вами буду ухаживать, Татьяна Владимировна…

Димкина рука ловко подхватила Танину тарелку, так же ловко наполнила ее Машкиным салатом с оливками. Таня подняла голову, встретилась с ним глазами, глянула с пристрастием. Нет, зря она на него в мыслях наехала. Хороший он парень. Лицо спокойное, твердое и не без интеллекта. Правда, выражение глаз немного обеспокоенное, но это тоже вполне объяснимо. Наверное, из-за маминой простоты неловкостью страдает.

– А на горячее Маша и в самом деле баранину с черносливом приготовила, – доверительно сообщил он ей, будто похвастался Машкиными кулинарными способностями. – Очень вкусно получилось.

– Что, прямо сама взяла и приготовила?

– Сама! Точно, сама! Мы вчера очень хорошую кулинарную книгу купили, так что будем вас удивлять изысками.

– А деньги у вас на эти изыски есть?

Димка посмотрел на нее внимательно, замолчал, словно запнулся. Но Таня таки успела прочитать в этом взгляде недовольство ее вопросом. Отпив глоток шампанского и решительно дернув кадыком, парень проговорил тихо и решительно:

– Вы только, пожалуйста, не беспокойтесь за Машу, прошу вас. Я ее очень люблю, и не просто так, а… Как бы это сказать… С полной мужской ответственностью люблю. И деньги у нас есть. Я на двух работах работаю.

– А учишься когда?

– Если не суетиться, то все успеть можно.

– А зачем? Зачем разрываться между работой и учебой, когда можно жить по-другому? Зачем пренебрегать комфортом, который могут предложить вам родители? С какой целью? Что и кому вы хотите доказать?

– Да ничего мы не хотим доказывать, что вы… Мы просто хотим жить сами, и все. Понимаете – сами! Что в этом плохого? В конце концов, имеем право!

Маша с Ирой давно уже напряженно прислушивались к их диалогу, лица их были напряжены готовностью вставить свое слово в нужный и опасный момент. Первое слово вставила конечно же Ира:

– Да ладно тебе, Тань! Пусть они живут как хотят! Димка у меня и впрямь шибко самостоятельный, да и любят они друг друга… Ты, главное, не волнуйся!

– Да не в том дело, волнуюсь я или нет! Я просто понять хочу!

– А чего тут особо понимать? Дети выросли, мы им теперь со своим добром не нужны… Ты думаешь, мне шибко легко, что ли? Он же у меня единственный сын… Вот ты послушай, Тань, чего я тебе скажу! Он когда заявил, что в самостоятельную жизнь уходит, я всю ночь прорыдала, а утром встала – меня будто скалкой по голове ударили: чего ревешь, дура, как будто в кучу дерьма ступила? Ты радуйся, что твое дитя под юбкой не задержалось да последние соки из тебя не сосет! Нынче детки-то всякие повырастали, некоторые и до пенсии при родителях кормятся. А за наших мы с тобой радоваться должны, обниматься от счастья…