Синдром пустого гнезда
Шрифт:
– Димка, ты что?! Ты что такое несешь, Димка?
Затормозив, Маша резко остановилась напротив, глянула ему в глаза обиженно и удивленно. Дима моргнул, улыбнулся растерянно, неловко встал с дивана, попытался притянуть ее к себе.
– Ну, Маш… Успокойся, пожалуйста. Ничего ж ужасного не случилось.
– Не случилось? Ты говоришь, ничего не случилось? Да ты… Ты вообще…
Выскользнув из его рук, она снова принялась нервно мерить шагами комнату, тихо проговаривая себе под нос:
– Ничего не случилось… Ничего не случилось… Боже мой, и в самом деле – ничего не случилось… Она все себе придумала,
– Ага… Конечно, не мог… Все могут, а он вдруг взял и занемог… – пробормотал тихо Дима и опасливо взглянул на свою подружку, выписывающую очередной круг по комнате.
Снова остановившись около дивана, Маша запрыгнула на него с ногами, сиротливо поджала их под себя, уперлась лбом в Димкино плечо.
– Слушай, Дим… А может, она это… специально придумала, а? Ну, чтобы я виноватой себя почувствовала и домой вернулась?
– Маш, не сходи с ума… Чего ты как маленькая? Твоя мама – сильная, разумная женщина, зачем ты про нее так? Она что у тебя, актриса Комиссаржевская? И вообще, я не вижу тут никакой проблемы!
– Да, конечно, ты не видишь… Это же не твоя мама сейчас на кухне рыдала! Не надо было мне ее отпускать… Или надо было с ней вместе поехать, что ли… А вдруг она там, дома, опять плачет? Совсем одна?
– А ты ей позвони!
– Позвонить?
– Ну да. Просто спроси, как доехала.
– А про папу спросить?
– Не знаю, Маш… По-моему, не стоит. Получится, что ты из мухи слона делаешь. Тем более твой отец завтра утром приедет, и у них само собой все наладится. Вот увидишь.
– Да. Пожалуй, ты прав. Маму спрашивать в лоб не стоит. Хотя… Ты знаешь, она же пыталась на эту тему со мной поговорить, когда я уходила… А я не поняла, не поверила… Да я и сейчас не верю! Папа не мог, не мог! Он совсем не такой!
Всхлипнув, Маша переползла к нему на колени, обхватила руками за шею, уткнулась носом в предплечье. Димка вздохнул, покачал ее из стороны в сторону, улыбнулся грустно.
– Какой ты у меня еще ребенок, Машк! Такой не такой… Ты пойми, у наших родаков своя жизнь, и они имеют полное право на нас не оглядываться. Понимаешь, Машк? У каждого – своя жизнь!
– А у моих – не своя! У моих – общая! Всегда так было! Я их вместе люблю, и все тут! И по-другому не хочу-у-у!
– Ну, мало ли, чего ты хочешь или не хочешь? Пора свои хотелки в детстве оставить. Давай успокаивайся и звони своей маме. Ей, наверное, тоже неловко, что так некстати в гостях расплакалась.
– Нет, Димк. Не буду я ей звонить. Я лучше знаешь что сделаю?
– Что?
– Я завтра на первую лекцию не пойду. Я к отцу на работу съезжу. И сама у него все выспрошу.
– Ага! Так он тебе все и расскажет!
– Да я сама увижу, Димк… Я почувствую. Ты знаешь, я всегда его чувствую. И всегда знаю, какой он с работы придет – довольный или не очень, добрый или задумчивый… Я завтра поеду к нему, Димк!
– Хочешь, я с тобой поеду?
– Нет. Не надо. Я сама.
– Ну хорошо. На том и порешим. А сейчас давай все-таки посуду помоем.
– Может, завтра? Я так спать хочу! Я устала…
– Ладно, ты ложись, я сам все сделаю. Ложись, Мышонок, спи. Все будет хорошо, не плачь…
Стянув платье, она юркнула под одеяло, все еще продолжая всхлипывать. Потом вдруг вытянула голову из-под одеяла, окликнула его жалостливо:
– Ди-и-м…
– Да, Мышонок? Чего ты?
Димка присел на край дивана, протянул руку, ласково погладил ее по голове.
– А ты мне не будешь изменять, правда?
– Нет. Не буду.
– Никогда-никогда? Честно?
– Никогда. Честно. Спи.
Легко вздохнув, она тут же уснула, подтянув коленки к животу и по-детски сложив ладони под щеку. Димка, управившись с домашними делами, долго не мог заснуть, лежал рядом, прислушиваясь к ровному дыханию подружки. Вздыхал. Это ж надо, как она близко к сердцу приняла всю эту родительскую историю… А самое обидное – истории-то никакой еще нет! Подумаешь, папахен гульнуть решил… Во беда! Жалко, конечно, что у Машки иммунитета на подобные обстоятельства нет. Он-то это уже проходил. Родители, бывало, в выражениях не стеснялись, когда друг другу ревнивые истерики закатывали. И его детским присутствием тоже при этом не стеснялись. Плохо это, конечно, никто и не спорит, что плохо, а с другой стороны… Каждый живет как умеет. Когда в семье все чистенько да благородненько, и спросу с родителей больше. Вон Машка как рассудила – люблю, говорит, мать с отцом, когда они вместе, и все тут. А если, не дай бог, разведутся? Вовсе их любить перестанет? Действительно – проблема… И не знаешь, как оно лучше на самом деле…
Маша проснулась, когда по-осеннему бледные солнечные лучи нехотя пробрались в убогую комнату. Подняла от подушки голову, принюхалась. Димка, наверное, на кухне кофе варит. Запах такой… домашний. Потянувшись, она блаженно выгнула спину, полежала еще немного, приноравливая себя к новому дню. И к новой проблеме – тоже. Хотя она уже и не казалась такой глобальной. По крайней мере, плакать от нее уж точно не хотелось. Она сейчас встанет, позавтракает с Димкой, а потом поедет к отцу и сама все узнает. Может, и в самом деле – был ли мальчик-то, как тетя Света любит говорить по каждому случаю? Может, и не было никакого мальчика…
Димка, когда она соизволила подняться с постели, уже копошился в прихожей. Торопливо поцеловав ее в щеку, пробормотал что-то относительно яичницы с колбасой на сковородке и сваренного кофе, потом выскочил за дверь – на первую пару опаздывал. И она тоже медлить не стала. Оделась, собралась, поехала.
В отцовской конторе она была пару раз всего. Он не любил, когда его от работы отвлекали. Но мимо секретарши позволила себе пройти стремительно и с гордым видом, как и положено дочери хозяина. Секретарша пролепетала ей вслед что-то невразумительное, вроде того, что Сергей Николаевич очень занят, но грудью наперерез не бросилась. Может, и зря не бросилась. Хоть какой-то бы шум произвела. По крайней мере, картина за дверью отцовского кабинета успела бы принять достойный офисный вид. А так… Неприглядная открылась картина. Хотя смотря для кого. Ее, например, маленькая аккуратная женская попка, обтянутая короткой черной юбкой, совсем не вдохновила. Именно она сразу в глаза и бросилась. Какая-то девица стояла у отцовского стола, переломившись тонким станом, локотки на столешнице, в ковшике ладоней – лицо. А самое обидное – совсем уж интимно близко она свое лицо к отцу подсунула! Так что, зайдя, можно было лицезреть одну только попку да стройные ножки на шпильках.