Синее золото(Роман)
Шрифт:
— Но, Таня… я пришел к вам, я беспокоюсь о вас, что случилось? — тревожно спросил он по-английски.
— Я не желаю с вами говорить по-английски, пусть все понимают наш разговор.
— Что вам делать? Оставайтесь со своими друзьями. Вон, сделайте перевязку Хилидзе, а нам не мешайте. У нас здесь свои дела.
Ее тон был сух до резкости. Паркер даже растерялся. Но ведь это же она, Таня? Ведь еще утром он чувствовал, как ей нужна его опора. И вдруг эта чужая женщина с таким властным голосом.
— Отойдите с дороги и займитесь раненым, — продолжала она, а когда в соседней комнате застучал топор, то она подошла к нему совсем близко и сказала по- английски:
— Помните мою инструкцию, это необходимо для обоих.
Больше она не обращала на него никакого внимания.
— Все готово, — кто-то доложил генералу, — надо уходить, там собирается толпа.
— Идем, идем, — ответил он. — А вы, ребята, помните и другим расскажите, — опять обратился он к солдатам, — что мы золото взяли не для себя, а для освобождения народа от бандитов. Пока не уйдем, не двигаться. А то будет плохо.
— Ну, Таня, в путь. Ты вместе с твоим новым телохранителем следуй за Носовым, а мы замкнем шествие.
Они подошли к соседнему домику, где находились солдаты и где трое лесных людей их караулили.
Свечи освещали напряженные лица стоявших людей. Большинство было босиком и без гимнастерок.
Генерал быстрыми и бесшумными шагами подошел к козлам, у которых стояли винтовки, и умелым жестом стал вынимать замки и выбрасывать их на улицу.
— Кто старший? — строго спросил он, ни к кому не обращаясь. Солдаты угрюмо молчали.
— Ну, скорей, я никого не трону, если будете исполнять мои приказания. А иначе…
Из угла вышел молодой парень с расстегнутым воротом на рубахе, но уже в сапогах.
— Что нужно? — спросил он исподлобья.
— Возьми еще одного и пойдешь с нами. Если твои ребята будут сидеть смирно, через час отпустим. Если же только попробуют броситься за нами, ты больше не жилец на этом свете.
— Все ли слышали и поняли? — генерал обвел взором стоящих людей.
— Поняли, — нехотя отвечал один. — Но слово сдержишь, вернутся?
— Сказал, вернутся.
— Ладно, и мы обещаем, — раздались голоса.
В течение часа молча гуськом шли лесные люди по тропинкам. Носов уверенно вел их, все время меняя направление, так что Большая Медведица была то налево, то совсем прямо.
Позади солдат, у которых были скручены руки, шел генерал.
Когда перевалили три холма, генерал приказал остановиться. Было еще совсем темно.
— Ну вот, ваши слово сдержали, можете идти домой, или до свету здесь сидите.
Опять пошли дальше. Все молчали. Взошли на высокий холм. Небо как будто стало менее темным. Повеяло прохладой.
— Привал, — сказал Носов, — сюда не доберутся ни с какой стороны.
Небо на востоке светлело.
— Садись, Таня, — он показал на место под елкой и сам опустился на землю.
Воронов с шумом стряхнул с плеча пять карабинов, которые он успел отобрать у солдат, и сел рядом. Остальные расположились вокруг.
— Папироску, — предложил он генералу, протягивая большой кожаный портсигар, набитый папиросами.
— Спасибо, давно таких не курил. Однако, у вас их много.
— Да запас сделал для похода, — улыбнулся Воронов.
— А вы разве знали, что мы придем?
— Нет, вот уж не ожидал. А только я-то приготовился. Вы бы не пришли, я все равно ночью увел бы Татьяну Николаевну. Потом было бы куда труднее.
— Куда же вы бы пошли? — спросил генерал, пристально вглядываясь в лицо Воронова.
— Вас искать.
— А вы почему знали, что мы существуем?
— Как же, раз камень Татьяне Николаевне посылали, значит, кто-то в лесу сидит.
— Камень, камень, а вот не унесли камня, эх, что потеряли, зачем я посылал. Ужасно досадно, — не то с сожалением, не то с раздражением сказал генерал и даже встал.
— Где же камень-то остался? — спросил он, подходя к сидящему Воронову.
— Да Хилидзе его куда-то спрятал, я уж смотрел, да нигде не было, — как бы оправдывался Воронов.
Генерал стоял совсем над ним и внимательно рассматривал его сверху, невольно любуясь его могучей фигурой.
— Что же, надоело быть советчиком? Зачем к нам пошли? Жизнь у вас была спокойная. Все было в вашем распоряжении. А у нас жизнь звериная, бывает холодно и голодно. А главное, от вашей пули берегись — многих уже настигла.
— Спокойная, спокойная, все есть, — хмуро повторил Воронов. — Вот только воли нету. Делали ее, революцию-то, себя не щадили. Думали, народу служим, а вышло-то наоборот. Кто пенки-то снимает? Я, ваше превосходительство, знаю, как они о народе-то заботятся. Им ведь Россия не своя, только взять да припрятать. Спасибо, Татьяна Николаевна мне дорогу показала.
— Я ничего не показывала, Воронов, вы сами.
— Да, да, сам, правда, вы не показывали, — усмехнулся он, — но все же спасибо вам. Вы уж меня теперь, ваше превосходительство, в свою компанию возьмите. О старом не будем говорить. Я вам пользу принесу. Небось, силы-то еще хватит. Вон, карабинов-то вам сколько притащил, да и тут кой-что есть для лесного обихода, — и он стал вываливать большой мешок, который нес за плечами. В нем, кроме сахара и чая, были разные вещи, вроде катушек, каких-то мелких инструментов, ремешков и, наконец, с самого дна вынул две большие фляжки с коньяком.
У Василия, который подошел поближе, разгорелись глаза.
— Да ты, видно, хозяйственный, это нам все пригодится, молодец, что подумал, с понятием.
— Ну ладно, Татьяна Николаевна вас рекомендует, оставайтесь с нами, — сказал сухо и почти строго генерал. — Только смотрите, работа сами понимаете какая. Должны обещать полное повиновение, а за предательство кара короткая. А когда получим награду, не знаем. Может быть, о ней только с того света услышим.
Двое суток шли беглецы по лесам в обход кордона и не знали, что в это время весь округ был поднят на ноги.