Синеглазка или Не будите спящего медведя!
Шрифт:
Препод вместе с оставшимися двумя учениками брякнулись в банальный, но спасительный обморок.
– М-да-а… – озадаченно потирая затылок, негромко протянул оставшийся в одиночестве Лёшка.
Он-то, млять, рожу пропавшего, второго из компании местных санитаров, которых уже видел раньше и пять раз подряд, признал моментально, невзирая на весь этот маскарад и допотопный грим!
Кровь явно была обычной краской, кишки на деле скатанными и испачканными тряпками, клыки накладными, а про линзы уж и говорить нечего…
Не, ну вроде взрослые мужики… Но местами как дети, ей-богу!
А вот сам санитар Шута, похоже, не запомнил, потому как снова вытянув грабли,
Шут машинально отступил на шаг. Потом еще и еще, раздумывая, что ему со всей этой клоунадой делать… И, едва почувствовав прикосновение к своему плечу, вырубил подкравшегося к нему со спины, почти на него не оборачиваясь.
– Жорик! – моментом взвыл труп уже вполне нормальным, человеческим голосом. На пол со звоном упал зажимаемый подмышкой скальпель, и разукрашенный санитар взволнованно бросился вперед, поднимая распластавшегося на полу товарища, почти идентично расписанного под хохлому в стиле а-ля восстание мертвецов, сезон первый или второй на выбор.
О да. Как могут звать эту великовозрастную детину под два метра ростом и с косой саженью в плечах, как не трогательно и немного по-детски, нежно «Жорик»?
Какая ж… прелесть, мать твою!
Ругнувшись, Шут обошел одного кретина, переступив через ноги второго, активно стонущего и, добравшись до коллег по цеху. Быстро проверил их состояние, почти что не злорадствуя, когда настал через доставшего до самых печенок препода.
Ну что, обморок у него или таки потеря сознания?
Особо разбираться парень не стал, действуя скорее по наитию, чем вспоминая хоть строчку из конспекта. Уложил пострадавших ровно, ослабил воротники, чтобы стало легче дышать, обвел взглядом прозекторскую, пытаясь отыскать хотя бы банальный стакан воды, не говоря уж о нашатырном спирте… и наткнулся на двух мрачных и злых, нависающих над ним «мертвяков».
– Чувак, ты попал, – красочно и многозначительно похрустывая кулаками, выдал один из них. До сих пор шатающийся и слабо соображающий Жора поддержал собрата по разуму мрачным кивком.
– Да ты чё? – Шут машинально встал, беззаботно улыбаясь и потихоньку отступая, понимая, что на данный момент силы не равны, а тесное пространство не очень располагает к серьезной потасовке.
Надо было увести этих двух умников чуть подальше от столов и обморочных товарищей, а уж потом, с чувством, с толком, с расстановкой объяснить, кто тут конкретно, в чем и когда был не прав…
Но, как говорят, мы предполагаем, а судьба располагает. Или бог располагает – Лёха не очень разбирался в поговорках и уж точно в данный момент не собирался вдаваться в подробности.
И меньше всего он ожидал, что в повисшей тишине вдруг раздастся тот самый, что называется «глас небесный», но со стороны входной двери:
– Я сейчас конкретно не поняла… Какого икса в мою вахту покойнички бегать изволят, да еще так бодренько, так живенько? Трупаки мои замшелые, с отсутствием интеллекта на обезображенных лицах, а ответьте ка мне на вопрос… какого лешего вы тут делаете, покуда бедный патологоанатом на обед отлучиться изволит? И какого игрика вы, зомбаки мои несвежие, бедного студентика в угол зажимаете? Мозги сожрать пытаетесь? Так нет их – я его моську симпатяшную имею сомнительное счастье пятый раз тут лицезреть!
Реакцию санитаров-зомби надо было видеть…
Они замерли, почти присели, даже голову в плечи втянули, пытаясь казаться меньше и незаметнее!
Шут, глядя на недавних активно прессующих мертвецов, весело крикнул, едва сдерживая хохот, узрев замершую в дверном проеме хрупкую
– И я рад вас видеть, Евгения Сергеевна! Пообедать-то успели, нет?
– Моя дорогая, чудом выжившая жертва беспредела! – ухмыльнулся патологоанатом, неспешно заходя в свою святая из святых и неторопливо оглядываясь по сторонам, явно выбирая, что бы взять в руки по увесистее и покрепче. – Какой обед? Когда это бедному, скромному интерну в лице меня любимой тут покой-то будет обеспечен? Так, не отвечай на сей вопрос, я все твои ехидные слова по симпатяшной моське вижу!
– Я молчу, – откровенно ухмыльнулся Шут, наблюдая, как санитары стали пятиться к выходу при виде девушки, самозабвенно вытаскивающей из дальнего шкафа широкий стальной, блестящий в электрическом свете поднос… или как он тут правильно называется?
– Во! Вроде не покойничек, а молчаливый, понимающий и скромный, ну прям всё как я люблю! – цокнув языком, довольно произнесла Евгения и вдруг выкрикнула, резко оборачиваясь. – Стоять-бояться, упасть-отжаться! Куда портянки пошуршали, зомбаки не достиранные? Скучно вам стало, да? Занятие себе нашли, братья по разуму, собратья по отсутствию логики и здравого смысла? Календарь потеряли, Хэллоуин проморгали, так студентиков решили до заикания довести, урки мои безмозглые? И ни слова мне тут – что у вас в башках пустота и вакуум, я вам итак, без трепанации скажу!
Хохотнув, Лёха уселся на край стола, наблюдая воистину невероятное, но вместе с тем небывалое зрелище, как невысокая девушка гоняет по моргу двух здоровенных лбов. А те носятся от нее зигзагами, перепрыгивая через тела, столы, каталки, сшибая стены и низкие стеллажи, пытаясь на ходу оправдаться и извиниться. Правда покаянную речь то и дело прерывало ойканье айканье, когда орудие расправы достигало той или иной части тела неудавшихся шутников.
И во время забега Евгения не уставала ругаться так, что у санитаров не только вяли уши, но и откровенно проступала краска смущения даже сквозь толстый слой грима! А сам Шут некультурно ржал, вставляя комментарии в подходящих местах и подсказывая слова, когда у патологоанатома от быстрого и длительного забега сбивалось дыхание:
– Это ж где надо хряпнутся башкой так, чтобы мозг вытек через уши, невзирая на невозможность этого сугубо физиологически? А главное, чем же потом надо шевелить, что бы придумать такую.. такое…
– Такую тупость, глупость и идиотизм, помноженный на кретинизм? – предположил Шут, убирая вытянутые ноги.
Мимо него промчался выпучивший глаза санитар, а Женя на секунду затормозила, сдувая пядь волос с лица:
– За вычетом инстинкта самосохранения! Точно, спасибо. А ну стоять, жертва деградации личности и полного растворения сущности в парах алкоголя и формальдегида! Я же вас, дорогие мои работнички, в таком виде даже убивать не буду, а просто и незатейливо к Захарычу отправлю! Да всех разом, да с подробным рассказом и красочным фотоотчетом ваших… как их там?
– Невероятных подвигов и героических свершений! – с трудом сдержав хохот, снова подсказал Лёшка.
– Молодец, пирожок на полке! – рыкнула патологоанатом, красивым прыжком перемахивая прямо через стол. – А ну, стоять, мои труполюбивые миньоны, сейчас я вам подробно буду объяснять, кто тут из нас на самом деле гадкий я!
– Ну, Евгения! – попытался вякнуть один несостоявшийся покойничек, впоследствии озадаченно затыкаясь, словив лбом пустой лоток из-под инструментов, запущенный меткой рукой заскучавшего без дела Шута.