Синекура
Шрифт:
"БиМед" одна из ведущих кардиологических клиник, частная, очень дорогая, с непревзойдунными спецами.
— О… — она немного нахмурилась, пристальнее вглядываясь в мое лицо. — Да. Я все думаю, почему мне ваше лицо кажется таким знакомым. У вас фамилия немецкая…
— Гартман.
— Да. Я вспомнила. — Кивнула, в ее взгляде нерешительность, она посмотрела на безэмоционального Адриана, глядящего на меня, взвешивая, стоит ли при нем задавать вопрос. Все же рискнула и с едва ощутимой долей участия и с максимальной тактичностью спросила, — сейчас у вас все хорошо?
— Да, вполне. — Негромко отозвалась я.
Наталья внимательно глядя на меня, осторожно, опасаясь задеть за живое, негромко произнесла:
— Виктор Григорьевич сейчас в отпуске и через два месяца в Питер собирается перебраться. —
— Да, спасибо, Наталья. Пока все хорошо. — С трудом сглотнула, глядя на нее.
И мысленно склоняя голову перед ней в благодарности. Потому что Виктор Григорьевич — профессор и ведущий специалист их клиники обследовал меня после выкидыша. И она об этом тоже помнила. Бывшая жена Адриана была тем человеком, который наливал мне виски после моей истерики, когда я осознала, что Виктор Григорьевич тоже будет говорить, что велено Артемом, и, отводя взгляд, он тихо подтверждал то, что написано в эпикризе. Даже не пытаясь скрыть, что он лжет и попросив Наталью Романовну принести мне успокоительные, дрогнувшими пальцами закрыл результаты обследований, не глядя на меня. Она не принесла успокоительные. Отвела меня в свой кабинет и плеснула виски, прикурив у окна, украдкой вытирала слезы со своего лица, пока я гасилась крепким бухлом, сжавшись на углу ее дивана, сорвано всхлипывая и глуша стоны от разносящей в щепы боли. Сейчас я поняла, почему она плакала и курила. Их дочери тогда было… четыре года и семь месяцев. Мать родившейся дочери пропитывалась болью матери потерявшей сына. Сейчас я за плечом Адриана и больше никто не вынудит врачей лгать, потому она сказала именно это и именно так. Я отвела взгляд, она тоже. Адриан с каменным ебалом молчал рядом.
Она кашлянула, очевидно, тоже вырываясь из того дерьмового дня и посмотрела на Адриана, стоящего рядом с нами и глядящим мне в лицо. Быстро проговорила, достав мобильный и набирая сообщение:
— Я до шести, постараюсь пораньше. Документы подписала, все собрала. — Наташа протянула ему папку, которую взял и оглянулась на лабиринт, выискивая взглядом дочь и подзывая ее жестом. — Фигню химическую ей не покупайте, только аллергия сошла. — Присела на корточки, обняла Вику и, чмокнув ее в щеку, серьезно глядя в ее глаза произнесла, — слушайся папу и тетю Вику, не хулигань. И не бей слабых и глупых, сколько раз говорила. Хорошо?
Она покивала серьезно глядя ей в глаза и, получив коктейль принесенный камрадом, поблагодарила его и направилась к зоне столов с диванами придирчиво разглядывая пострадавшую плюшевую свинью. Адриан отвел от меня взгляд, передал папку камраду, направившемуся на выход и снова посмотрел на меня, упрямо глядящую в сторону. Все сопоставил и понял. Хули, умный же. Перевел взгляд на Наталью, отвечающую на пришедшее сообщение и ровно произнес:
— Могут позвонить с консульства, хотя не должны. Визу сегодня-завтра откроют. Я думаю, там останемся дня на три, не больше. По времени вылета скажу как точно известно станет, мы заедем за Викой.
— Угум, я поняла, — кивнула она и, посмотрев на меня, вежливо улыбнулась, — до свидания.
Я попрощалась и она пошла на выход, а мы к столу, где сидела его дочь, сучившая ногами, потягивающая коктейль и пытавшаяся приделать оторванный глаз игрушке. По дороге, пытаясь отвлечься, я хотела с ехидством спросить, но получилось неуверенно:
— Наталья правда назвала тебя Яшей, или мне послышалось?
— Адрияша. — Едва заметно усмехнулся, — сначала называла так, когда конфликтовали, потому что меня это раздражало. Потом я перестал обращать внимания, а у нее вошло в привычку. Не смей так говорить.
— О, я придумаю что-то поинтереснее. — Прыснув, пообещала я.
— Не сомневаюсь, жирный кот. — Кивнув, улыбнулся, отодвигая для меня стул.
И внутри стало чуточку спокойнее.
Он знал о ней все. Расспрашивал о садике, подготовке к школе, двух ее ухажерах, которые никак не добьются ее сердца «потому что они же глупые, папа! Женя читать не умеет, а Ярик и считать даже, ты представляешь! Мне не
Она отвечала развернуто, рассказывала о подругах, опечалилась, что одной ее знакомой во дворе купили лабрадора, а ей мама не разрешает, потому что у Вики аллергия на шерсть. На предложенный Адрианом выход, изумленно на него посмотрела: «нет, не покупай, зачем мне лысая собака, папа? Это же не собака совсем, а сплошная психическая травма!» и оглянулась на рассмеявшуюся меня в поисках поддержки, я покивала и она поинтересовалась, были ли у меня собаки и какие, раз я тоже считаю лысых собак психическими травмами. Я когда-то очень хотела ньюфаундлера, о чем ей и сказала. Артем верещал, что он нас сожрет, и все мои увещевания, что это добрейшей души порода не дали результата, он подарил мне йоркширского терьера, но душой я к нему не прикипела и отдала дочери знакомой. Разумеется, об этом умолчала. Вике стало интересно кто такой ньюфаундлер и мы с ней залипли на картинках и видео в интернете. Я чувствовала, что Адриан смотрел. Что улыбнулся. Мягко и тепло. Вика, после очередного видео твердо заключила, что станет врачом и изобретет лекарство от аллергии на шерсть, потому что ей нужен ньюфаундлер. Два. А лучше питомник.
— Какие у Вики глаза, дочь? — полуулыбаясь глядя на нее негромко спросил Адриан.
Я перевела взгляд на Вику, задумчиво прищурившуюся и спустя секунду уверенно заявившую:
— Возле зрачка ярче чем по ободку радужки, золотистые крапинки везде. Правый зеленее, а левый близко к голубому, и снизу и сбоку треугольнички с серым оттенком. — Она улыбнулась и отпила коктейль, — у вас красивые глаза, тетя Вика.
Меня ввело в ступор то, что ребенок вполне себе ориентируется в понятиях зрачок и радужка. И озадачило то, что она сказала. Я цвет своих глаз представляла однотонным.
— Э… спасибо, — негромко произнесла я. Вика фыркнула и, спросив у Адриана разрешения, умчалась на площадку, пока я со скрипом обмозговывала, как бы у нее корректно спросить, почему она так сказала о цвете. Перевела взгляд на Адриана пригубившего кофе и глядящего вслед дочери.
— Природа забавно компенсирует детям патологии родителей. — Негромко произнес он. — Она тетрахромат. Видит намного больше оттенков, чем обычный человек. Это результат генетической аномалии, которую спровоцировала, скорее всего, моя дефективная икс-хромосома. У человека есть три вида фоторецепторов, они различают красный, зеленый, синий и их спектр. У меня хромосомное нарушение и из-за него я вижу только два цвета. Для меня мир тусклый и довольно удручающий. Тетрахроматы имеют четыре вида светорецепторов и цветочувствительность у них на порядок выше. Они видят оттенки, которые не может различить обычный человек. У них мир ярче, чем для остальных. И, судя по словам Вики, гораздо красивее. Хотя… в сколькой брендовой одежде Наталье пришлось разочароваться, потому что Вика видела, что шмотье сшито из разных кусков ткани — оттенки различаются. Например, рукав другого цвета. Однажды брюки оказались из разной ткани, что, конечно, не укрылось от Вики. «Мама, у тебя штаны как у клоуна, разноцветные» — и костюм за баснословную сумму так и не был никогда одет… Одна слишком много видит, другой нихрена не видит… — Меня пробило навылет от его явно безотчетной полуулыбки. Простой, спокойной и очень красивой. Но очень краткой. Он снова стал непроницаем. Хотя, нет. Расслаблен. Спокоен. Просто без эмоций. — В супермаркетах и детских магазинах у Вики начинает болеть голова, говорит, как на помойке, все смешивается и слишком яркое. Или глаза начинают болеть из-за некачественного освящения, знаешь, вот по типу такого, как в старых больницах. Свои минусы есть у всего…
У него в квартире приглушенное освящение и монотонные цвета. Не для своего комфорта. Я усмехнулась, оглядывая его спокойный профиль.
— Наталья кардиолог, ты тут медтермины в легкую переводишь, капельницы ставишь влет…
— Да, медобразование. Сеченовка. — Тихо рассмеялся он, скашивая взгляд на мое абсолютно растерявшееся лицо. — Не закончил, бросил после второго курса, когда окончательно понял, что мне интересно и к чему именно я стремлюсь.
Я, улыбаясь, покачала головой, глядя в его глаза. Артхаус, Адриан, ты просто сплошной артхаус, в котором ничего не понятно, но очень интересно.