Сингомэйкеры
Шрифт:
– Сама работа, – ответил он загадочно. – Вы из тех, кто любит работать. А когда поймете, что ваша работа в самом деле спасает жизни… или хотя бы делает людей счастливее, то будете работать так, что не останется времени на виртуальные баймы!
Я молча улыбнулся. Ну, на баймы я всегда выкрою время. Пусть даже за счет сна.
Глава 6
Следующие два дня я занимался машиной: поставил на учет в ГАИ, прошел ТО, хотя непонятно, зачем для новой машины ТО, она же только из салона, почему сразу не выдают, а потом садился за руль где-то в
Я все вспоминал слова Глеба Модестовича, как он сказал, что приятно, когда сотрудники сыты, обуты и одеты. Значит, застал времена, когда сытость и обутость были не нормой, как теперь, а редким явлением. И не просто застал, даже мой отец застал, не говоря о деде, а уже тогда был руководителем, раз так это запало в его лексикон. Еще тогда старался вырвать для своих сотрудников лакомый кус, талоны на одежду и обувь. Гордился, что сумел «своих» обеспечить лучше, чем в соседнем НИИ. Сколько же ему лет? Я уже видел академиков, увлеченных работой, что в столетнем возрасте продолжают исследования, ездят на троллейбусе в библиотеку, в то время как «простой народ» мечтает дожить до пенсии по старости в шестьдесят лет да поскорее сесть на шею государству, требуя от него льгот, еще раз льгот и разных прибавок к пенсии.
Сегодня после обеда раздался звонок, Глеб Модестович с экрана посмотрел поверх очков строго и значительно.
– Чем занимаетесь?.. Впрочем, это неважно. Ерундой какой-нибудь. Бегом ко мне. Есть задание. Спешите, пока другие не перехватили!
Я ринулся из кабинета, пронесся, как конь, по коридору и ворвался к нему, не постучав. Он поднял от бумаг удивленное лицо, и я понял, что простую шутку принял за чистую монету. То ли здесь работу не хватают из рук, то ли ее столько, что делать – не переделать.
– Готов, – отрапортовал я.
– Сядьте, – посоветовал он. – Итак, первое задание. С виду простое, но это только с виду. На Черкизовском рынке нарастает взрывоопасная ситуация. Все больше голосов, что черножопые захватили и контролируют весь рынок. Уже вспыхивали мелкие стычки с местными, но мы ожидаем большого взрыва…
– Взрыв уже был, – напомнил я.
– Я говорю о взрыве народного гнева, – уточнил он. – Хотелось бы его предотвратить. Поезжайте, посмотрите, соберитесь с мыслями. Если появится какое-то решение, жду с нетерпением.
Я откланялся и вышел из кабинета. На рынок ехал, правда, настолько осторожно, что гаишники дважды останавливали и спрашивали, ничего не найдя: чего, гад, крадешься. Приходилось объяснять, что не прячусь на такой могучей машине, а все еще восстанавливаю прерванные навыки езды.
На Черкизовском провел около часа, переговорил с продавцами, изображая покупателя, и решение созрело еще по дороге в офис.
– Глеб Модестович, – сказал я, переступая порог, – ситуация в самом деле взрывоопасная. Очень хорошо, что вы успели обратить на нее внимание. Еще несколько дней, и местные, объединившись, устроят кровавую бойню. У всех накипело!..
Он сказал нетерпеливо:
– Это я знаю. Вы приступаете к поискам решения?
– Уже нашел, – ответил я скромно. – Если, конечно, оно вас устроит. Если нет, буду искать что-то еще.
Он спросил недоверчиво:
– Нашли? Так быстро? Что вы предлагаете?
– Удовлетворить, – ответил я, – требования местного населения. Русскоязычного, как говорят ублюдки, будто мы не в России!.. Но не по всему рынку, а выделить четкий участок рынка. Скажем, пятую часть. И чтобы сразу было видно, что там – торгуют русские. Только русские. Только своим товаром. С огородов или еще откуда-то – неважно.
Он смотрел исподлобья, морщился.
– Это слишком просто. И что это даст, по-вашему?
– Ясную картину, – ответил я. – Вы ведь застали еще Советскую власть?
Он поморщился сильнее.
– Я половину жизни прожил при том строе.
– Значит, помните разговоры в республиках, что Россия их объедает? Я сам не помню, но я хорошо изучал и тот отрезок времени. Во всех республиках население искренне полагало, что если бы удалось вырваться из-под гнета проклятой Москвы, то сразу же разбогатеют и заживут счастливо, не так ли?
– Так, – подтвердил он. – И что?
– После распада СССР все увидели, кто на самом деле кого объедал. И теперь практически все республики, кроме Азербайджана, где недавно открыли новые запасы нефти, смотрят на Россию с завистью. То же самое будет и на рынке. Если удовлетворить часть требований… часть!… то есть не убрать всех черножопых, а дать русским свободно и беспрепятственно торговать плодами своего труда, то накал на время снизится, а за это время гамбургского счета…
В его глазах холод начал таять, он кивнул:
– Ну-ну, договаривайте.
– За это время покупатели, заходя на «русскую сторону», увидят, как они и чем торгуют. Одно дело – кричать, что черножопые захватили рынок, а их выживают, другое – сразиться на равных. Покупатели увидят, что и товар у наших хуже, и цены выше, и сами продавцы – морды грубые и неумытые. В то время как черножопые любого покупателя встречают, как дорогого и любимого генерала. Даже маршала, что принес им спасение. Нет, я не идеализирую торговцев с юга, я бывал у них там на местах, в массе такие же, как и наши: не всегда вежливые, не всегда опрятные, и товар там всякий…
Он кивнул снова.
– Да, чтобы добраться до Москвы, нужна хотя бы решимость. Сюда едут лучшие, везут лучшие товары. Тот, что похуже, на месте сожрут.
– Вот-вот, – сказал я. – А патриотизм местных жителей, что поддерживают «наших», не распространяется на свой кошелек. Все мы, говоря о поддержке своих товаров, все-таки покупаем импортное: от носков и чайников до автомобилей. Мы не японцы, что упорно покупали дорогое отечественное, хотя американцы наводнили страну дешевыми и качественными товарами. И вот теперь японцы уже теснят на рынках саму Америку… А наши погалдят, что наше – это хорошо, но покупать пойдут к проклятым черножопым, которые и хитрые, и подлые, и все лучшие места захватили. Пойдут к ним потому, что те вкалывают по шестнадцать часов в сутки, каждую сливу оботрут и помоют, а наши продают их прямо в птичьем говне и с прилипшей паутиной… словом, мы должны убрать почву для слухов и домыслов, дать сойтись тем и другим в матче с гамбургским счетом.