Сингулярность
Шрифт:
— Что происходит? Кто вы? Чего вы хотите? — осторожно спросила Татьяна.
— Именно об этом я и пытаюсь с вами поговорить, — профессор отставил трость и таким знакомым Нику движением немного помассировал коленный сустав, когда-то поврежденный во время автомобильной катастрофы. — Все, что вы видите, не иллюзия. Все, что вы видите, происходит с вами на самом деле.
— Ага. И время остановилась, — съязвил Монтини, взглянув на застывший таймер.
— В этой Вселенной время — динамическая константа. Его нельзя остановить. Но его можно замедлить, ускорить или даже повернуть
— Повернуть вспять? — удивленно поднял брови Майк. — Вы сами себе противоречите. Если время — динамическая константа и не может достигнуть точки стабилизации, то оно не может иметь отрицательный вектор, так как при смене векторов должно будет пройти эту самую точку стабилизации, то есть остановиться.
— С точки зрения вашей физики и здравого смысла, вы правы, — согласно кивнулпрофессор. — Но дело в том, что, меняя вектор, время меняет и свои свойства, подчиняясь совсем другим законам.
— Каким же? — с нескрываемым интересом спросил итальянец.
— Законам сингулярности, — просто, словно констатируя очевидный факт, ответил Ишихара, и в зале на секунду повисла наполненная тревожным ожиданием чего-то сверхъестественного тишина.
— Вашу мать! Вы о чем? — не выдержала Татьяна. — Какие вектора! Какая сингулярность! Кто вы, черт возьми?
— Я? — профессор Ишихара, чуть прищурив и без того узкие глаза, взглянул на Татьяну. — Это будет звучать немного пафосно, но я — причина всего сущего. Источник всего, что есть, всего, что было, и всего, что будет. Я — творец этой Вселенной, ее хозяин, слуга и смотритель. Я и есть сама Вселенная. Я — Сингулярность.
Закрыв глаза, словно пытаясь отогнать наваждение, Татьяна набрала полные легкие воздуха и медленно выдохнула. Монтини как-то странно всхлипнул и недовольно засопел. Доктор Ривье почувствовал, как тревожным набатом в предвкушении чего-то грандиозного в его груди бьется сердце. И все трое в этот момент почувствовали, что слова того, кто находился в теле профессора Ишихары, — правда.
— Послушайте… — Ник, запнувшись, провел языком по пересохшим от волнения губам.
— Профессор Ишихара. Называйте меня так. Это значительно облегчит общение.
— Послушайте, профессор, — Ривье пытался тщательно подобрать слова. — Зачем вы здесь? Что вы хотите нам сказать?
— Ник, да ты что, повелся на этот развод? — скептически хихикнул итальянец. — Мы, скорее всего, уже спим где-то в лаборатории, и всю эту фигню нам кто-то грузит прямо в мозг.
— Подожди, Майк, — в голосе Татьяны звучала тревога. — Даже если это сон или гипнотическое воздействие, нам пытаются что-то сообщить. Давай выслушаем.
— Конечно, этого не может происходить на самом деле, — безапелляционно заявил Монтини. — Это странное зрение. Эти полеты в межгалактическое пространство. Я один видел структуру атома изнутри? У вас тоже такое было? И вообще, чем вы докажете, что все это происходит на самом деле? — обратился он к профессору.
— Ничем, — безразлично пожал плечами тот. — Ваше сознание находится на самой ранней стадии эволюции, поэтому им с легкостью можно манипулировать.
— Вот! — итальянец звонко хлопнул себя по колену. — А я что говорил! Нейронная манипуляция.
— Но этот факт абсолютно ничего не меняет, — не обратив на него никакого внимания, продолжил профессор. — Ваше отношение к тому, что происходит, неважно. Важно то, что в любом случае вы меня выслушаете и после нашего разговора самостоятельно примете очень важное для всех решение. Пожалуй, самое важное в истории вашей цивилизации.
— Да бросьте вы…
— Заткнись, Майк, — недобро цыкнула Татьяна. — Раз у нас нет выбора, мы вас выслушаем, профессор. Надеюсь, время у нас есть?
— Времени у нас достаточно, — довольно улыбнувшись, кивнул Ишихара. — С момента остановки таймера прошли лишь ничтожные доли фемтосекунды* (*Фемтосекунда — одна квадриллионная доля секунды).
— Хорошо, — Татьяна в задумчивости покусала губу. — Но можно вначале вопрос. Сингулярность — это ведь точка максимально возможной в нашем пространстве плотности вещества. Ее существование рассчитано чисто теоретически, и она ведь бывает только в центре черных дыр? Так?
— Не совсем. Сингулярность — это базовая составляющая Вселенной. Она распределена более-менее равномерно и является основой ее существования. Черные дыры — лишь точки ее максимального приложения, выполняющие вполне конкретные функции. Сверхмассивные черные дыры в центрах галактик служат гравитационными якорями, вокруг которых формируются галактические структуры. Черные дыры, возникающие в конце жизни крупных звезд, служат каналами переноса вещества и энергии из одной точки Вселенной в другую или для корректировки гравитационного поля и поддержания квантового равновесия в обширных объемах пространства. У них много задач, большинство из которых вы пока понять не сможете.
— Но вы говорите, что сингулярность существует и вне черных дыр, — включился в разговор Ник.
— Да, — кивнул профессор. — Как я уже сказал, ее распределение более-менее равномерно. Вам покажется это странным, но я сейчас нахожусь во всех точках Вселенной одновременно. И не только на нашем временном отрезке. Я бы не хотел усложнять объяснение дальше, но сингулярность как совокупная основа мироздания, это, пожалуй, единственный термин, который наиболее понятно описывает первичную синергитическую структуру строения пространства, времени и энергии. Это точка отсчета, с которой начинается материальный мир. Вселенная возникла из сингулярности и подчиняется ее законам.
— То есть вашим, — поднял бровь Монтини.
— То есть моим, — снова кивнул Ишихара.
— А вы можете что-нибудь продемонстрировать?
— Майк! — повысила голос Татьяна.
— Ну, если вам не хватает того, что вы сейчас вырваны из своего пространственно-временного континуума и находитесь в изолированной пространственной капсуле, если вам недостаточно того, что ваше сознание побывало в космосе и проникло вглубь атомного ядра, я готов. Для наглядности я могу разложить одного из вас на атомы, а затем собрать снова. Ощущения, скажу вам, незабываемые.