Синие шинели (сборник)
Шрифт:
Как найти его? Ведь он давно уже не Бутченко, а теперь и не Райзиманов. Менять фамилии — Вячеку не привыкать. Впрочем, имена тоже. Был Толиком. А как зовут его сегодня?
В разные концы из Алма-Аты пошла фотография: ничем не примечательный парень с коротко остриженными волосами.
Стали проясняться обстоятельства, предшествовавшие убийству профессора Аверина.
После нападения на милиционера «Толик» и Лыков решили покинуть Новосибирск, где их наверняка станут искать. Спокойнее было уехать. Толик звал в Алма-Ату: он сам оттуда родом. Можно будет на какое-то время укрыться, отогреться и подумать, что делать дальше.
Первую ночь они провели в кладовке, вторую — на чердаке дома неподалеку от вокзала. Подождали, когда сторожиха уйдет со двора, и незамеченными проскользнули в подъезд.
Ночью Толик совершил прогулку по лестнице и вернулся на чердак очень довольный.
— Слушай, Гошка, — сказал он Лыкову. — Забрели мы сюда просто так, переночевать, а тут и «работа», кажется, есть. На втором этаже квартира. Табличка там — профессор какой-то живет. Есть смысл заглянуть к профессору, как ты думаешь?
— Думаю, стоит заглянуть…
(На допросе Лыков так об этом сказал: «Мы решили ограбить, потому что есть воровской инстинкт — есть что или нет. Утром и я взглянул на ту табличку. Верно, профессор. Но кто же грабит утром? Поэтому решили ночью»).
Целый день бродили по городу.
На базаре, в магазине хозяйственных товаров, Толик долго выбирал подходящий бурав, купил и стамеску. Если бы кто-нибудь обратил внимание на них со стороны, то мог бы подумать: вот двое молодых рабочих покупают инструмент.
А что произошло позднее, — это уже известно. Толик «поработал» буравом и стамеской так ловко и тихо, что никто в квартире не проснулся. Они вдвоем вошли, притворили за собой дверь. Начали шарить в темноте, что бы с собой взять.
(Лыков рассказывал Казаченко: «Мы вроде бы без шума работали… А этот, хозяин, почему-то проснулся и сказал: «Что, что это такое?» Я ему: «Молчи. Что нужно, возьмем и уйдем». А он закричал зачем-то. Тогда я выстрелил. И еще два раза выстрелил в него. А когда убегали — еще раз пальнул, просто так, чтобы напугать, чтобы никто следом не побежал»).
На следующий день к вечеру они навестили мать Бутченко. Переночевали у нее и решили: погуляли в Алма-Ате — и хватит. Пора отчаливать.
И в тот же день уехали по направлению к Ташкенту.
На суде Лыков наотрез отказывался от преступлений, совершенных в Ташкенте. Про Новосибирск говорил: «Мы по-хорошему делали — раздевали возле дома, чтобы люди не замерзли».
Спросили у него, как положено, ознакомился ли он с обвинительным заключением. «Пусть свидетелей допрашивают, — ответил он, — а я буду вспоминать, что делал и чего не делал…
Работы подходящей не нашел, а деньги нужны были. Вот как-то вечером часов в восемь или в девять увидели с Толиком женщину на улице. На ней шуба, и не так, чтобы уж очень хорошая. Овчина. Мы сказали ей: «Снимай шубу!» И сразу два ножа показали. Ну вот, досталась, значит, шуба нам, пуховая шаль. Юбку заставили снять так, для смеха…
С милиционером получилось так, как и рассчитывали. Пора было уже сматываться из Новосибирска, нас искали. А с пистолетом-то надежнее. Безопаснее себя чувствуешь…
В Аверина стрелять не собирались. Но он сам зачем начал кричать?..»
Напоследок Лыков просил снисхождения за молодость. Но суд приговорил его к высшей мере наказания.
Замарчик был приговорен к двадцати годам лишения свободы.
А поиски Бутченко продолжались.
В уголовном розыске, в следственном отделе с надеждой открывали каждое новое письмо, полученное из других областей и республик. Но время шло, а следы не отыскивались.
Начальник управления требовал отчета по этому делу, которое не могло считаться полностью закрытым. Сказать пока было нечего.
Но вот однажды, во время очередного доклада, Кузьменко сообщил:
— Товарищ комиссар, сообщение есть из Батуми. По-моему, заслуживает внимания.
— Что-нибудь в отношении Бутченко? — сразу понял его начальник управления.
— Пока неясно. Боюсь сказать что-нибудь определенное. Но, думаю, проверить не мешает. Прошлым летом в Батуми был арестован Анциферов. Забрался в магазин, выкрал товаров на восемнадцать тысяч. Взяли его при попытке реализации краденого. Так вот Анциферов этот родом из Алма-Аты. Товарищи из Грузии пишут, что по внешности он очень напоминает Бутченко. Вот их письмо…
Комиссар внимательно прочел письмо, а потом сказал:
— Похоже, что он. Срочно свяжитесь с Батуми. Анциферов же осужден, выясните, где он отбывает наказание.
Через некоторое время Анциферов был доставлен в Алма-Ату.
Для разговора с ним работники милиции подробно познакомились с его личным делом. Девять раз судим. И это на протяжении почти одиннадцати лет. Он нигде не работал. Из описаний дел, в которых Анциферов принимал участие, вырисовывался облик холодного расчетливого преступника, который никогда и ни перед чем не остановится для достижения своих целей.
Когда в кабинет начальника следственного отдела ввели Анциферова, все находившиеся здесь оперативники переглянулись. Не надо было назначать дополнительной экспертизы: перед ними был человек, изображенный на фотографии в паспорте Райзиманова, и он же на фотоснимке, взятом в семейном альбоме Бутченко. Не говоря уже о том, что его фотографии находятся в уголовном деле Анциферова.
Доставленный был высок ростом, плечист. Короткие темно-русые волосы, брови с изгибом, длинные подвижные пальцы. Но прежде всего бросался в глаза бледный шрам на шее, под левым ухом. Лыков тогда довольно точно описал его внешность.