Синие тучки
Шрифт:
Все бросаются в вагон. Места заблаговременно заняты носильщиками.
Собаку пропустили наконец с ними, благодаря долгим увещаниям Анны толстого кондуктора. У них целое купе… Будут, как дома… Да и ехать-то недолго, всего семь часов, не больше… В три будут на месте.
Но вот беда, — нет Дуняшки…
Третий звонок сменяется пронзительным свистком кондуктора и поезд начинает медленно двигаться…
— Дуняша! Дуняша! — неистово кричит, высовываясь из окна, Анна Павловна.
— Дуняша! Дуняша! Скорее! скорее! — отчаянно вторят ей дети.
На
Это Дуняша. Ее красная кофта и зеленая юбка, ее пестрый платок с каймою…
К груди она прижимает мешок с подсолнухами и несется стрелою по платформе, невозможно стуча своими яликами-сапогами.
Поезд движется быстрее, и Дуняша мчится почти наравне с ним, подобно урагану. Она вся красная, такая же красная, как ее кофта. А из прорвавшегося мешка сыпятся на платформу только что купленные подсолнухи.
За Дуняшей стелется узкая длинная дорожка из черных зернышек.
— Скорее, скорее, Дуняша! — кричат ей из окна.
Запыхавшаяся Дуняша пулей вскакивает на площадку вагона, толкнув какого-то барина в цилиндре, причем его цилиндр в одну секунду падает с головы на пол, и бомбой влетает в купе, едва переводя дух.
Анна Павловна так довольна, что Дуняша успела вскочить в вагон, что даже забывает побранить ее.
Зато няня бранит девушку, отводя душу.
Поезд идет быстрее. Вот оканчивается платформа и мелькают железнодорожные строения. Вот и они окончились… Теперь видны из окна дома, домики, сараи, дачи, рощицы и поля, поля без конца…
Весенний воздух тих и приятно-тепел. Ни малейшего ветерка. Мама позволяет спустить окно. И дети высунули в него головы… И Марс просунул между ними свою смышленую морду с отвислыми щеками породистого дога.
— Кира, не высовывайся так! — в четвертый раз замечает мама, — чего доброго, шляпа слетит!
Но Кира самая упрямая из детей Холминых.
— Не слетит, мамочка! — отвечает она, — я ее двумя шпильками приколола.
Витюша начинает пищать: Соня так налегла на окно, что прищемила ему плечо.
Соня божится, что Витя краем фуражки заехал ей в глаз. Один Алек степенен, как и подобает гимназисту третьего класса. Он считает мелькающие версты и поясняет Марсу, сколько их проехали и сколько осталось их до имения бабушки.
— Ай! Ай! Ай! — оглушительно взвизгивает Кира, по пояс высунувшаяся из окна.
— Шляпа моя! Шляпа! Спасите!
Красная шляпа Киры, красивая тюлевая шляпа, Бог весть каким образом сорвалась с головы и, подобно красной птице, несется по полотну железной дороги наравне с поездом. Вот она скатывается по склону железнодорожной насыпи и в одну минуту исчезает из вида.
— Приятного пути! — насмешливо кричит ей вдогонку Алек.
На глазах Киры слезы.
Любимая красная шляпа! Ах, зачем, зачем она высовывалась из окна!
Мама ни одним словом не упрекает девочку. Кира наказана и без того в достаточной мере. Бедная Кира!
Дуняша великодушно предложила старшей барышне свой пестрый яркий платок…
Сама Дуняша чувствовала себя превосходно. Она щелкала уцелевшие в мешке подсолнухи и мурлыкала себе под нос какую-то деревенскую песенку.
В окошке мелькали теперь деревни, покривившиеся избушки… амбары… сараи и опять избушки… Они так напомнили Дуняше ее недавно покинутую ею деревню, что сердце ее забилось шибко-шибко, глаза увлажились, а песня громче и смелее зазвучала на весь вагон. Дуняша теперь пела во весь голос. Няня с Витюшей вышли постоять на площадке, чтобы подышать свежим воздухом и, следовательно, строгой Дуняшиной гонительницы не было подле.
Анна Павловна, жалея девушку, не пожелала остановить ее. И Дуняша пела все громче и громче тонким, визгливым, пронзительным голосом, каким обыкновенно поют бабы на огородах, копая гряды.
«Собрались у церкви кареты,Там пышная свадьба была…» —Заливалась пташкой Дуняша.
И вдруг неожиданно дверь купе широко распахнулась, и перед изумленною Анною Павловною, детьми и певуньей горничной предстала высокая фигура в цилиндре, того самого господина, которого толкнула, вбегая в вагон, Дуняша.
— Нет, это что же такое! — сердито заговорил он. — Опера тут что ли, или мирно путешествующие люди? Сударыня, Бога ради уймите эту девицу! У меня от ее визга голова болит!
И, сердито передернув плечами, скрылся за дверью.
Дуняша оборвала песню. Дети притихли.
Няня с Витюшей вернулись в вагон, потому что Витя захотел пить.
Стали рыться по корзинам, ища бутылку с молоком. Няня решительно не помнила, куда сунула ее второпях.
Попадались под руку Алекины книги, взятые для чтения на лето, Витины туфли, Сонины воротнички, Витины штанишки, но молока не было. Не было молока…
— Знаю, знаю, где! Нашла, нашла! Вспомнила! — обрадовалась Дуняша и вся просияла.
— Ну, давай скорее сюда, — оживилась и няня, уставшая искать бутылку и рыться по корзинам и узлам.
— Да она на печке, в городе осталась! — радостно и весело отвечала Дуняша.
— Тьфу ты, дуреха! Как есть дуреха, — окончательно рассердилась няня и свирепо принялась втискивать обратно все вынутые вещи в тючки и корзиночки.
А поезд все подвигался и подвигался вперед да вперед. Вот реки стали попадаться, дома и строения. Чаще леса и рощи.
Оглушительный гудок локомотива… свисток… И он медленно подходит к платформе.
Это уж пятнадцатая остановка, та станция, на которой ожидала дорогих гостей бабушка с экипажем, чтобы увезти их в имение.
Дети издали увидели ее высокую, не по годам прямую, фигуру и седую голову над широкополой шляпой.
— Бабушка! Бабушка! Вот и мы! — закричали они, высовываясь из окон.
Несколько носильщиков сразу кинулись в их купе, предлагая свои услуги выносить вещи.
Дети выскочили из вагона и бросились к бабушке. За ними бросился Марс и Дуняша.