Синий цвет надежды
Шрифт:
– А тебе довольно много известно про этого человека... – заметил Винсент.
– Просто постаралась вспомнить все, что о нем знала... – развела я руками. – Человеческая память странно устроена – вроде ничего не помнишь, но стоит вдуматься, как припоминается очень многое, в том числе и то, что ты, кажется, давно забыл.
– С этим я не спорю.
– И вот еще что: потом, когда я уже ушла от мужа, то служанки в доме тетушки (вот уж любительницы сплетен!) рассказали мне, что Квез давно страдает по Тирле – мол, влюблен в нее без памяти, ради этой девицы готов в лепешку расшибиться! Правда, самой красотке этот парень был никак не нужен – внешне совершенно не в ее вкусе, да и в кармане у обожателя пусто, но, тем не менее, женщине всегда приятно иметь подле себя преданного поклонника! Естественно, моему дорогому супругу все это не нравилось, так что Квез в последнее время получал от ворот поворот, или, проще говоря, стал в доме Тирлы нежелательным гостем....
– Хм, а как же красавица отнеслась к тому, что рядом с ней теперь нет еще одного поклонника, который ее безмерно обожает?
– С этим как раз все просто. Уж если мой дорогой муж (каюсь – наш брак был огромной ошибкой с моей стороны!) оплачивает все расходы этой рыжей особы, и исполняет все ее капризы, то кое в чем и она должна пойти ему навстречу. Например, по его просьбе отказать от дома излишне назойливому ухажеру.
– Довольно обычная история... – заметил Винсент. – Как говорится, кто платит, тот и заказывает музыку.
– Можно и так сказать... – кивнула я.
– Так говоришь, парень с пятном на лбу крепко влюблен в ту роковую красотку?.. – продолжал расспросы Винсент.
– Похоже на то. Вернее, там один любит, второй позволяет себя любить...
Невольно подумала – а ведь так оно произошло и со мной. Воган едва ли не с самой первой нашей встречи понял, что я влюбилась в него, причем беззаветно, а иначе он бы просто не решился подойти ко мне с предложением о браке. А еще, после побега Тирлы, Воган явно хотел доказать всем, что легко может найти себе новую невесту, причем такую, которая будет куда лучше беглянки. Ему только оставалось, как дождаться отъезда тетушки Фелисии, которая относилась к нему весьма неприязненно, и переговорить со мной, надавив на жалость и сочувствие... Что ж, у него все получилось, и красавец сумел обзавестись обожающей его супругой, то есть мной... Ох, не хочется вспоминать о собственной глупости и наивности!.. Мне было настолько неприятно даже думать об этом, что я решила сменить тему разговора.
– Давай больше не будем об этом, ладно?
– Давай... – легко согласился Винсент. – И о чем бы ты хотела поговорить?
– Знаешь, у меня дома никто не знает, куда я пропала, вернее, куда делось мое бренное тело, которое в умершем состоянии бродило по улицам... – невесело усмехнулась я. – Если не вернусь, то это так и останется неразгаданной тайной. А вот как насчет вас двоих, братья дорогие? Хоть кто-то знает о том, что вы отправились на корабле?
– Должны знать... – пожал плечами Винсент. – К этому времени наверняка стало известно и о том, что корабль захвачен и потоплен. Что касается экипажа и пассажиров, то об их судьбе тоже догадаться несложно, только вот вряд ли кто-то начнет искать пленников по всем невольничьим рынкам, коих тут просто не перечесть.
– Да уж, не повезло нам с вами...
– Это еще как посмотреть. Мы живы, руки-ноги на месте, да и из оков вырваться сумели, так что полдела сделано.
– Со второй бы половиной еще разобраться...
– Согласен... О, кажется Дорен с Ярли идут! Точно, они!
– Ну, наконец-то!.. – на сердце сразу стало легче. – И где хоть они так задержались?
– Сейчас узнаем...
Наши спутники пришли усталые – им пришлось сегодня немало пройти по городу, и если говорить откровенно, то к концу дня каждому из них очень хотелось послать куда подальше своего нового знакомого, потому как он надоел хуже горькой редьки. Из рассказа Дорена следовало, что когда они с Ярли пришли в «Веселую устрицу», то их встретил весьма недовольный Квез, и сразу же стал высказывать претензии – чего это, мол, друг новый, тебя так долго ждать пришлось, да и бабу свою зачем с собой притащил? Только ее еще не хватало! Мы бы и вдвоем сходили, куда надо, нечего лишним людям под ногами вертеться, так что гони домой свою супружницу!.. Как сказал Дорен, после такого заявления у него было огромное желание повернуться и уйти – дескать, не больно-то ты мне и нужен, землячок хамоватый, разбирайся со своими делами сам, а у меня своих забот полон рот! Впрочем, тут и сам Квез понял, что явно хватил лишнего в своих претензиях к новому знакомому, который, и верно, ему ничем не обязан. После извинений от Квеза – прости, друг, нервничаю!, Дорен сменил гнев на милость, и согласился отвести земляка туда, куда тому необходимо.
Вообще-то к месту, о котором говорил Квез, мужчин вела Ярли. До этого она успела негромко сказать Дорену, что их путь лежит на одну из тех улиц города, которые в вечернее время считаются, скажем так, местами для развлечений, и потому там всегда хватает стражи. Конечно, не стоило бы рисковать, направляясь в такое место, но тут уж Дорен решил выяснить, куда это настолько торопиться этот парень, да притом вдобавок еще и нервничает.
До нужной улицы дошли без происшествий, да и сам приехавший помалкивал, особо не разговаривал во время пути. Правда, дойдя до места, Дорен намеревался попрощаться, однако Квез попросил его не уходить: мол, друг, душевно прошу, обожди меня здесь! Опасаюсь, что сразу дорогу назад не найду – вон тут улицы какие путанные!, по городу блуждать придется, так уж ты, приятель, не откажи в любезности, дождись меня здесь! Дорен согласился, скрепя сердце, потому как не хватало еще, чтоб этот тип стал бродить по городу, расспрашивая всех о своем новом приятеле (то есть о Дорене), обрисовывая его приметы, и спрашивая, как можно отыскать такого человека.
Однако стоять на месте тоже не следует, но тут нашим спутникам повезло. Неподалеку отсюда уличный проповедник собрал небольшую толпу, и Дорен сказал Квезу, что будет ожидать его там – жена, де, очень любит послушать таких бродячих служителей, так что я постою рядом с ней до того времени, пока этот краснобай не закончит свои разговоры. Тут нас и отыщешь, только особо не задерживайся – мы на тебя и так много времени потратили, а ведь у нас и домашние дела имеются! Если тебя долго не будет, то мы уйдем, а ты уж сам как-нибудь до места добирайся, только учти, что в темноте тут по улицам бродить нельзя, с этим здесь строго. Нарвешься ночной порой на стражников, сам в кутузке окажешься, а выбраться оттуда (особенно иноземцу) ой как непросто! Там парни хваткие, знают, как вытряхивать из карманов своих постояльцев все деньги, причем до последней монетки. К тому же может произойти такое, что после освобождения еще и должен останешься! Подобная перспектива, похоже, всерьез напугала Квеза, и он обещал закончить с делами как можно скорее.
Квез ушел, а наши спутники, хотя и подошли к толпе, слушающей обтрепанного проповедника, но следили за тем, куда дальше пойдет их новый знакомый. Тот, то и дело оглядываясь по сторонам, добрел почти до конца улицы, после чего остановился перед одним из домов, и постучал в дверь. Его впустили, и теперь Дорену и Ярли оставалось только ждать, когда этот парень вновь окажется на улице. Если честно, то выслушивать крики проповедника не хотелось ни Ярли, ни Дорену, но делать нечего, не будешь же уходить.
Прошло не менее получаса, и когда проповедник уже заканчивал свою долгую речь (и хватает же сил у человека на такой жаре громогласно призывать присутствующих к праведности, строгости и незыблемым соблюдениям заветов предков!) – только тогда Квез вновь оказался на улице. Когда же он подошел ближе, то стало заметно, что у него под глазом наливается здоровенный синяк, да и настроение у молодого человека хорошим никак не назовешь – Квез был явно подавлен и растерян. Увидев своих спутников, которые, судя по всему, уже собирались уходить, парень припустил к ним едва ли не бегом – похоже, был рад увидеть хоть одно знакомое лицо.
– Пошли отсюда!.. – выпалил он еще до того, как Дорен успел хоть что-то сказать. – Нечего тут задерживаться!
Ну, нечего – так нечего, тем более что здесь, и верно, было не то место, где хочется оставаться. Что же касается обратной дороги, то вскоре Квез стал ругаться – похоже, сдерживать свои эмоции у него не было сил. Все, что сумел понять Дорен из обрывочных фраз земляка – так только то, что Квеза, беднягу, обманули, причем во всем! Более того – его ограбили в прямом смысле этого слова, и теперь у него за душой нет ни единой монетки! На вопрос Дорена – как же это, мол, произошло?, Квез только рукой махнул: а что иного можно ожидать от бандитов и разбойников?! Меня, когда я туда пришел, вначале обыскали, все из карманов забрали – мол, вернем, когда будешь уходить! Думаете, вернули? Ага, как же – назад получил только пустой кошелек! Когда потребовал назад свои деньги, то в ответ только руками развели – вашего языка, де, мы не знаем, а этот кошелек с самого начала пустой был, хоть бы одна медяшка в нем завалялась! Мы народ честный, никого не обманываем, а на ваши обидные слова рассердиться можем, так что вы, господин хороший, шли бы отсюда подобру-поздорову, а не то как бы дело для вас хуже не обернулось! Вполне естественно, что Квез, возмущенный такими словами, стал кричать и возмущаться, требуя вернуть свои деньги, и, что вполне ожидаемо, получил сильный удар в глаз с предупреждением, что если гость сию же секунду не заткнется и не уберется восвояси, то заработает синяк и под второй глаз. Аргумент был достаточно весомым и весьма болезненным, так что Квез решил более не искушать судьбу, и без возражений покинул этот более чем негостеприимный дом.