Синий город на Садовой (сборник)

Крапивин Владислав Петрович

– Адын рупь! – обрадовался темнощетинистый продавец. – Бэры, мальчик, хароший значок… – Он стал отстегивать Карлсона. – Ай, булавка отскочыла… Ладно, мальчик, бэры бэз дэнег, прыклеишь булавку, будэшь носыть…

– Спасибо! – Федя схватил значок и бросился догонять маму, на бегу размышляя, что не такие уж скаредные эти южные купцы, хотя все их обвиняют в рвачестве.

– Возьми сумку, там картошка, – сказала мама.

Федя подхватил отяжелевшую сумку и опять кинулся в сторону – к стеклянному киоску с открытками и журналами.

– Ты куда?! – всполошилась мама. Потому что сквозь

стекла киоска светились на лаковых календарях голые девицы. Но Федю интересовали не девицы (к ним давно все пригляделись, этого добра хватало на каждом углу, где есть киоски). Федя издалека увидел серию марок "Русские адмиралы". Марки стоили всего двадцать две копейки, сдачи от ремня хватило на два комплекта – один в альбом Феде, другой Борису. Федя сунул всех адмиралов в один конверт и спрятал его под майку…

Дома Федя приклеил эпоксидкой к подаренному значку булавку и сунул Карлсона в ящик стола: пусть смола застывает.

– Мам, я возьму "Росинанта" и покатаюсь! А потом заеду за Степкой.

– Осторожнее только, ради Христа, не носись как угорелый. И на шумные улицы не суйся.

– Я всегда осторожно. И никуда не суюсь…

– С той поры, как Лев Михайлович соорудил для вас эти колеса, у меня ни минуты покоя…

Лев Михайлович, Борькин отец, собрал им "Росинанта", можно сказать, "по косточкам". В прошлом году. Это получилось и дешевле, чем покупать новый велосипед, и, главное, их, новых-то, ни в одном магазине все равно не сыщешь…

– Не бойся ты за меня, я же перестраховщик…

– Болтун ты, – вздохнула мама.

…Федя уехал из района серых многоэтажек, в котором лишь несколько столетних тополей да кирпичный особняк с конторой домоуправления напоминали, что когда-то здесь были старинные, еще восемнадцатого века, улицы. Он покатил по тропинке вокруг стадиона – головки подорожников и золотые одуванчики щелкали по спицам. Конверт с адмиралами тихо шевелился на животе: Федя так привык к нему, что забыл выложить дома.

После стадиона Федя проехался по берегу Ковжи. Здесь над обрывом ремонтировали церковь. Еще недавно была она огорожена забором с проволокой, и там располагался цех пивоваренного завода. Теперь церковь отдали верующим, и строители возводили заново колокольню – вместо разрушенной в давние годы. Кирпичная двухъярусная башня с арками была уже готова, и рабочие стучали топорами среди стропил крыши. А вместо забора вокруг церкви стояла узорная решетка из чугуна.

Федя отдохнул здесь, свалившись прямо в траву навзничь. Зной плыл над травой, и Федя растворялся в нем, будто кусок рафинада в теплом чае. Это было приятно. Однако, чтобы не растаять совсем, он стряхнул с себя оцепенение и вскочил, распугав кузнечиков. Покатил опять. Решил выехать на Садовую и глянуть на вазу с синим городом…

Вот здесь-то, как известно, и случилось ДТП…

Кино один на восемь

Итак, натянув зашитую майку, Федя поехал в детсад.

Уже издалека заметно было за низкой зеленой изгородью мелькание пестрой детсадовской толпы. А человек семь сидели прямо на заборчике, свесив ноги на улицу. И конечно, завопили:

Едет

Федя На ве-ло-си-пе-де! Едет Федя На ве-ло-си-пе-де! 

Степка выскочил встречать. За ним появилась известная своей занудностью Элька Лохматюк. Сообщила:

– А Степу сегодня ставили в угол…

– За что?

– А он дразни-ился. На Дениса Копырина…

– Как? – строго спросил Федя Степку.

Но ответила опять же Элька:

– А вот та-ак:

Ты иди все прямо, прямо, Впереди помойна яма. Погляди в ту яму вниз - Там сидит дурак Денис… 

– Между прочим, ябедничать стыдно, – сказал Федя Эльке. А Степку сурово спросил: – Я тебе для этого, что ли, утром устное творчество рассказывал?

– А это и не то вовсе! Я сам придумал!

– Ты переделал то, что про Бориса! Это свинство!

– А Денис первый задразнился! Опять "грузди-обабки…". А потом засунул мне под майку песочный шиш.

– Что вас мир не берет? – с досадой сказал Федя. – Все время грызетесь да царапаетесь. Зверята и те дружнее живут в зоопарке, на площадке молодняка…

– На них же воспитательша не орет каждую минуту…

– Катерина Станиславовна, мы поехали! – крикнул Федя "воспитательше" через изгородь. Велел Степке сесть на багажник, и они покатили по краешку щербатого асфальтового тротуара. Улица Хохрякова была спокойная – улица библиотек, поликлиник, детсадов и небольших контор, которые располагались в бывших купеческих и дворянских жилищах. Никто не ругался на мальчишек, едущих там, где место для пешеходов. Степка потряхивался на багажнике и недовольно молчал, обидевшись на "свинство". Потом все-таки спросил:

– А ремень сделал?

– Сделал. Потерпи до дня рожденья…

– Лучше подари заранее. Тогда я буду дольше радоваться. А то неинтересно, когда все подарки за один раз…

– Ладно уж, – согласился Федя, потому что в Степкиных словах была логика.

А Степка вдруг поинтересовался:

– Где ты майку разодрал?

– Было дело… Ох!.. – Федя тормознул и хлопнул себя по животу. – Марки-то?

Степка пожелал узнать, что случилось.

– Потом расскажу… – Федя домчал его до своего двора, тормознул у подъезда. – Шпарь домой, скажешь, что я поехал… к одному знакомому. Я у него новые марки забыл. Скоро вернусь… На лифте не езди, а то застрянешь, топай пешком! – И Федя рванул на улицу Декабристов…

Но через квартал он сбавил скорость. От нерешительности. Подумал: хорошо, если окно открыто и о н а по-прежнему сидит на подоконнике… А если не так, что делать? Стучать в дом, спрашивать о девчонке, про которую не знаешь даже, как зовут… Может, ну их, эти марки? Нет, жалко… И по правде говоря, не только в них дело. Почему-то х о ч е т с я вернуться к тому дому.

Сама девчонка Федю не интересовала. Даже лицо не вспомнить. Запомнилось лишь, как поднимала к губам костяшки и дула на них, будто обожгла. В общем, ничего привлекательного…