Синий город на Садовой (сборник)
Шрифт:
Оля засмеялась, поднося к губам костяшки. Весело глянула на Федю. Тот сказал мальчишке:
– Эх, ты, биолог. Не плафон, а планктон.
– Ой, правильно… Я знал, да забыл.
Он опять стал подтягивать повязку.
– Все равно съедят, – заметила Оля. – Давай перебинтуем, у нас опыт. Да, Федя?
Мальчик почему-то испугался:
– Не надо! Это так… пустяки. – И быстро перевел разговор: – Это что? – Он показал на футлярчик с камерой, который висел у Оли через плечо.
Федя насупил брови:
– Это
Оля, видимо, тоже ощутила. Сказала:
– Зачем ты дразнишь человека… – И мальчику: – Это киноаппарат. Любительский…
Федя не хотел обижать Березкина. Тот ему даже нравился забавной смесью самостоятельности и беззащитности.
– Не дразню я. Это от злости на судьбу. Ни дня без приключений. – И примирительно объяснил Березкину: – Вчера с велосипеда летел, аж в дереве застрял, а сегодня – вот…
Мальчишка деловито понажимал кнопки – всех этажей и снова диспетчера. Лифт не дрогнул, динамик глухо молчал.
– С'ситуация… – вздохнул Березкин. Отступил в угол, потоптался. Потом уперся ярко-синими глазами Феде в грудь. Улыбнулся: – Какой хороший значок…
Спокойное и ласковое решение пришло Феде в один миг. Он отцепил значок и ловко прикрепил его к рубашке Березкина.
– Носи, раз хороший.
Мальчик замигал, заулыбался нерешительно:
– Ой, что ты… зачем…
– Ну, ты же говоришь "хороший". А у меня просто так…
Вовсе не "просто так" был значок. Федя с утра еще радовался ему. Но сейчас вроде бы и не жаль. Потому что Березкин был славный. Он, конечно, гораздо старше Степки (и не в пример образованнее!), но проскальзывала в нем такая же бесхитростность.
– С'спасибо…
– На здоровье, – вздохнул Федя. И быстро глянул на Олю: уж не думает ли она, что Федя Кроев ради нее решил показать себя добреньким? Но та смотрела со спокойным пониманием. Потом отодвинулась в угол, положила к ногам сумку, подняла опять к губам острые суставы пальцев и задумалась.
Постояли, повздыхали, помолчали.
"Может, сказать ей о пленке? Нет, пока не время…" И Федя опять повернулся к Березкину. Забавное было у того лицо. Губы, как у негра, наружу выворочены, а волосы цвета пакли, и нос вздернут лихим сапожком. Густые брови – с изломом и постоянно приподняты, будто от грустного удивления. Даже когда мальчишка улыбается…
Впрочем, сейчас он не улыбался. Смотрел на Федю с напряженной виноватостью. Стоял скованно, съежил плечи, сдвинул коленки. Опустил глаза, вскинул опять. И вдруг незаметно, поднятым к подбородку пальцем, поманил к себе Федю. И очень понятно показал взглядом: "Только чтобы она не заметила…"
Федя шевельнул веками: ясно, мол. Придвинуться, будто случайно,
– Я не знаю, что делать. С'страшно хочется в туалет.
Может, кто другой и хихикнул бы. А Федя испугался за мальчишку. Потому что чего смеяться – положение безвыходное. Одними губами понятливо спросил:
– Всерьез или помаленьку?.. – Как у Степки, когда того поджимало не вовремя.
– Не вс'серьез. Но с'сильно. Я не рас'считал…
Вот "с'ситуация"… Федя качнулся к пульту. Оля вздрогнула. Он нажал опять диспетчерскую кнопку, но динамик за модерновой сеткой хранил бесстрастное молчание.
– Понажимай другие, – посоветовала Оля.
Федя лихорадочно понажимал. Без толку. Он опять придвинулся к Березкину. Шевельнул губами:
– Потерпи. Наверно, скоро поедем… – А что еще он мог сказать? И что сделать? Вот если бы Оли здесь хотя бы не было… – Сожмись… Можешь?
Мальчишкины губы снова двинулись. "С'совсем ужас'сно…" – понял Федя. Глаза Березкина округлились, он втянул сквозь зубы воздух. На пределе человек…
– Ольга, стань носом в угол! Зажми уши, закрой глаза!
– Зачем? – очень удивилась она.
– Надо! Скорее! И считай до двухсот! Только не быстро…
– И что будет? Поедем? – Она решила, что такая игра.
– Или поедем, или будет сюрприз. Такой, что затанцуешь. Честное слово! Ну, скорей…
Оля пожала плечами, но послушалась. Указательными пальцами заткнула уши. Зажмурилась и отвернулась.
– Ладно уж. Раз… два… три…
Федя развернул мальчишку лицом к стенке, поставил ему на сандалии большой жесткий пакет с очистками. Шепнул в маленькое порозовевшее ухо:
– Давай потихоньку. Он непромокаемый. – И на всякий случай загородил собой несчастного Березкина от Оли. А та добросовестно отмеряла секунды:
– Пятнадцать… шестнадцать… семнадцать…
На счете "сорок три" Федя уловил за спиной вздох и радостное шевеление. Оглянулся. Березкин держал пакет опущенной рукой и стоял со стыдливо-облегченным лицом. Федя приложил палец к губам, глазами показал на Олю.
– Шестьдесят три, шестьдесят четыре… – Она явно наращивала темп. Ладно, пускай теперь… И когда Оля сосчитала до девяноста, Федя снисходительно сказал:
– Так и быть, хватит уж.
Она быстро обернулась:
– Не едем! Где сюрприз?
– Подними сумку, посмотри, что там…
Оля вытащила коробку.
– Ой, Фе-едя-а… Где взял?
– Физик подарил. Сперва меня контузило, а… Ура!
Лифт зажужжал и поехал вниз.
– Не шумите, а то сглазим, – быстро попросила Оля. И все молчали до конца. Кабина стала, двери разошлись. Человек семь рассерженных взрослых толпились перед лифтом. Толстый дядька в соломенной шляпе и белых штанах возмущался: