Синий лед
Шрифт:
Александра Ковалевская, которой удалось дозвониться с третьего раза, да и то через секретариат, игнорируя приглушенный ужас в шепотке секретарши, прибежала сразу, благо музей был в двух кварталах, ойкнула, глядя на тело на полу, позеленела и вроде даже подумала рухнуть в обморок, но потом взяла себя в руки. Кирилл провел ее внутрь, глядя, как она, высоко поднимая ноги словно цапля, старается перешагивать через валяющиеся на полу черепки. Ее большие темные глаза раненой оленихи смотрели на кавардак с ужасом. Усадив ее за стол Кирилл торопливо записал паспортные данные, не доверив это действо Протасову. Тот вертелся рядом с гримасой неудовольствия, но Кириллу было наплевать.
Изменилась, красавица. Щеки слегка округлились, и волосы отрастила до плеч. Выглядит хорошо, даже отлично. Неудивительно, что у Шмелева в свое время крыша поехала. И чего у них там не сложилось?
Вспомнив, что чертушка имеет привычку появляться незваным, Кирилл торопливо отогнал мысли о Никите (еще только репортеров тут не хватало!) и быстро спросил:
— Саш, вчера у Коростылева что делала?
Она метнула испуганный взгляд на тело, которое уже собирались уносить. Медики с сухим хрустом раскатывали по полу черный пластик. Выглядело это кошмарно даже для подготовленного человека, а Саша явно была не такой. Анжелика, отправленная на составление описи похищенного, тихо завыла. Саша оглянулась на подругу, сглотнула и, срывающимся голосом произнесла:
— Меня директор отправил, хотел вымолить у Якова Семеновича экспертизу… Хотя, нет, экспертиза — неверная формулировка. Скорее, консультацию.
— Вымолить? — встрял Протасов. Саша закивала и грустно пояснила:
— У них были очень сложные отношения последние пару лет. Яков Семенович — признанный авторитет, но предпочел оставить госслужбу, салон открыл, и — самое трагичное для его бывших коллег — стал зарабатывать деньги. На это всегда косо смотрят, осуждают, ну и… всякое такое. Сазонов, директор музея нашего, когда-то с Яковом Семеновичем работал, вместе радели за историческое наследие страны, а потом вот… такое предательство ради денег. У нас многие Коростылева осуждали. Но когда нужна была консультация или экспертиза все равно бежали к нему. Яков Семенович обладает… обладал… уникальными знаниями, особенно касающихся иконописи. У него просто чутье было, как у собаки или экстрасенса, никто не мог его превзойти. Делать заключения официально он не мог, государственную лицензию так и не получил, поэтому все экспонаты приходилось таскать к нему нелегально, ну, или просить его прийти, проверить. Каждый раз это были цирковые номера. Чаще всего это поручали мне или Лиде Ворониной, она тоже у него училась и знала, как Коростылева улестить, но недавно она уволилась. Так что умолять Якова Семеновича пошла я. Директор слезно просил, Сашенька, сходи, уговори…
Она на минуту забылась, почему это рассказывает, и директора изобразила, комично выпучив глаза, а потом вдруг вспомнила и ойкнула, придав пальцы к губам.
— Уговорила? — успокаивающе спросил Кирилл.
— Ну да, — ответила Саша и повела плечами, как в кино. Мол, трудно ль нам, красивым девкам, мешок редиски начистить. — Попала под хорошее настроение. Он буквально передо мной сделку совершил, и очень радовался по этому поводу.
Услышав про сделку. Кирилл подобрался и ладе рот открыл, чтобы спросить, но тут вмешался Протасов и все испортил, сбив с мысли, а та, кувыркаясь, улетела куда-то вглубь подсознания.
— Говорите, у Коростылева было много недругов? — спросил Протасов. Саша поглядела на него с легким удивлением и сухо ответила:
— Ничего подобного я не говорила.
Протасов, черкавший в блокноте, нехорошо прищурился:
— Разве не вы сейчас сообщили, что его многие осуждали и недолюбливали?
Вот тут Саша зло сжала губы, насторожилась, и даже подобралась по-кошачьи, готовая то ли в атаку кинуться, то ли удрать, и когда отвечала Протасову голос, все еще тихий, отлично модулированный, звенел жестью. Чеканя слова, словно вдалбливая их в упрямую головешку следователя, она отрубила:
— Осуждать и недолюбливать — это одно, а вот убить из-за расхождения в мировоззрении — совсем другое.
Протасова сбить с мысли было трудно. Он тоже подобрался и, ехидно ухмыльнувшись, продолжил, растягивая гласные с фальшивой ленцой.
— Хорошо. Я перефразирую. Враги у Коростылева были?
— Мне такие не известны. Если и были, со мной он не откровенничал. Я лишь бывшая ученица, виделась с ним от случая к случаю.
— А в его квартире бывать приходилось?
Саша отрицательно качнула головой. Анжелика, диктующая полицейскому чего-то про золотые украшения, поглядела на Протасова с плохо скрываемой ненавистью и, опустив голову, продолжила свое занятие. Кирилл подумал, что следак, при таком-то отношении к свидетелям, точно завалит дело.
— Давно, но не здесь, а на Островского, когда он еще его супруга была жива. А в этой — никогда.
— Почему?
— Никто не приглашал. Я и сама не стремилась. У Якова Семеновича характер был… не дай бог. Каждый раз подстраиваться под его капризы было сложно, удивляюсь, как Лика его терпела. А для деловых встреч мне и салона хватало.
Протасов со скукой оглядел свои ногти, по-женски безукоризненные, гладкие, отполированные до блеска, записал слова Саши в протокол и неожиданно огорошил вопросом:
— Александра, а где были вы этой ночью?
Вот тут Саша вытаращила глаза по настоящему, да и Кирилл, признаться, оказался огорошен. Уж кого-кого, а Сашу Ковалевскую, идейную до мозга костей, правильную девочку, отличницу и зубрилку, подозревать в чем-либо противозаконном было по меньшей мере глупо. Но Протасов биографии Саши не знал, и потому это казалось извинительным, но Кирилл еле сдержался от предупредительного кашля. Тем более, что в голове вновь завертелась умная мысль, не давая ухватить себя за хвост. А вот Саша, откашлявшись, с изумлением переспросила:
— Что?
— Вы меня слышали. Где были вы этой ночью.
— Вы шутите, наверное… — возмутилась она. — Дома была, спала. Нормальные люди, знаете ли, дома спят, а я как раз из нормальных.
— Не ерничайте, — сморщился Протасов. — Вы были одна?
— Послушайте….
— Нет, это вы послушайте, — рявкнул он и даже ладонью по столу хлопнул. — Я простой вопрос задал, а вы становитесь в позу. Давайте без этого, уважаемая.
Глаза Саши, впечатлительной натуры, тут же заволокло слезами. Дрожащим голосом она пролепетала, пытаясь вернуть интонации былую твердость.
— Я была дома одна. Правда, несколько человек звонили.
— На домашний телефон?
— Нет, на мобильный…
Протасов рассмеялся, как гиена.
— Тогда как вы подтвердите, что были дома? К тому же вред ли они звонили вам в три ночи, верно?
Между прочим, про время Милованов ничего не сказал даже предположительно, и откуда Протасов взял эти пресловутые «три часа» Кириллу было не известно, хотя, подумав, он предположил, что в это время салон сняли с сигнализации.
— А я и не собираюсь ничего подтверждать, — возмущенно воскликнула Саша и подскочила с места. На нее уже глядели со всех концов салона, но Ковалевской это было безразлично. Понижать голос она не собиралась, выплескивая раздражение на гнусно ухмыляющегося Протасова. — В конце концов, это идиотизм какой-то! Что, теперь будем хватать людей только потому, что они ночевали дома в одиночестве. Может, еще в кандалы закуете?