Синий мир
Шрифт:
– Ха? Че ты там бормочешь, детка?
– О-о, Пау-у-у-ло! – расслабленно простонала она, мельком бросив взгляд на свои наручные часики – имитацию настоящего «Леди Ролекс».
– Другое дело, – удовлетворенно кивнул парень, затянулся и выпустил несколько тонких колечек дыма. – Детка, а ты ничего. Действительно очень даже ничего! – Он просунул палец в одно из колец и покрутил там. – Но я тебя могу еще кое-чему научить, детка. Оставайся со мной. – Он встал и, чуть пошатываясь, направился в ванную, расположенную в нескольких шагах от миниатюрной спальни, которая, видимо, служила и гостиной. Его пробрал кашель курильщика. Откашлявшись,
Дебби села в постели. Одежда ее была разбросана по всей комнате – результат обуявшей страсти. Или того, что можно было бы назвать страстью после приема субботней дозы наркотиков. Черт побери, подумала она, наматывая на палец длинную прядь волос, что за таблетки подсунула ей Большая Джорджия? Вероятно, из-за этой таблетки она совсем сошла с ума и отправилась с этим пиццеглотателем к нему на квартиру. Пауло – замечательный танцор, у него сексуально привлекательное тело, он водит серый «мерседес» с откидным верхом, но…
Он бросил меня, подумала она. Почему он меня бросил?
Большая Джорджия сказала, что видела, как он ушел. Этой большой суке придется прочистить мозги за то, что подсунула шпанскую мушку под видом таблеток для похудания, решила Дебби. Кокаин, вино, таблетки… все это в совокупности и привело к тому, что она оказалась здесь, в койке с каким-то макаронником. Надо одеваться и немедленно отсюда уматывать; спать Дебби привыкла только в своей собственной постели. Она надела трусы и бюстгальтер. К черту подвязки. Все равно они все разодраны. Красавчик Брут в данный момент громко полоскал горло в ванной, словно собирался исполнять арию под водой. Подхватив с пола блузку, она сунула руки в рукава и торопливо застегнулась на все пуговицы.
И непонятно откуда вдруг ощутила его запах.
Может, от рук? Между пальцами еще чувствовалось не до конца смытое масло. Может, запах Лаки впитался вместе с маслом? Трудно было сказать, чем пахнет, она знала одно – это запах чистоты. Ближайшая ассоциация, которая возникала, – запах новенького «Космо», к которому не прикасалась ничья рука.
Пока этот маленький Цезарь усердно трудился над ней, в сознании пронеслась вереница полузабытых лиц. Так много мужчин, так мало времени! Это было ее девизом. И не только в бизнесе. Ей нравилось заниматься сексом; нравился сам процесс, нравилось ощущать пульсирующий жар, нравилось после расслабленно раскинуться, опираясь на мужское тело, как королева на мускулистом троне. Но в ее памяти сохранилось слишком много лиц и слишком мало имен. Либо, в лучшем случае, не настоящие имена – все эти Барты, Гленны или какие-нибудь Рейнджеры с Рамродами. Если бы не могучее мужское достоинство, большинство из них ничем не отличалось бы от стриженых пуделей.
Странное дело. Странное и забавное. Пока этот Нерон по имени Никто нынче нашептывал ей в ухо всяческие скабрезности, она очень ясно представила себе Лаки. Вспоминала его лицо, когда он спал после массажа. Он выглядел… таким умиротворенным. Именно Поэтому она не стала его будить; она просто сидела рядом, гладила ему волосы и вспоминала о доме.
Воспоминания были черно-белыми, как старые классические кинофильмы, раскрашивать которые нет нужды. Она видела себя сидящей на травянистом склоне; город остался за спиной, над головой неслись большие белые облака. Она срывала одуванчики, сдувала их пушистые головки и смотрела, как их уносит вдаль западный ветер. На запад, через леса Луизианы к холмам Калифорнии. Она не знала, где опустятся на землю эти маленькие пушистые зонтики, ее родной город был слишком мал для них. В ее родном городе росли башни зернохранилищ и баки для воды, железные дороги и ржавчина. Одуванчики не могут расти на железе; им нужно калифорнийское солнце.
И чего она никак не могла понять до того момента, как принялась осторожно гладить волосы спящего Лаки и нахлынули воспоминания о родине, так это то, что она сама прилетела в Калифорнию как парашютик одуванчика, занесенный ветром, в то время как душа ее выросла на том самом железе.
Почему же Лаки ушел? – недоумевала она. Никто еще так не поступал с Деброй Токе. Никто.
Вполне возможно, что и раздражение от этого тоже стало причиной того, что она оказалась здесь, в этой постели. Нет, Лаки обязательно вернется. Она была в этом уверена. О да, он обязательно вернется!
Хотя бы если захочет получить обратно свой велосипед. Вот именно. Пока он спал, она вытащила ключ от замочка из кармана его джинсов и спрятала у себя. Не первый раз случалось так, что она начинала вечер с одним парнем, а заканчивала с другим. Она хотела застраховаться на тот случай, если Лаки вдруг где-нибудь затеряется. Такие истории известны.
Из ванной комнаты Пауло послышался звук вставляемой в аудиоплейер кассеты. Через несколько секунд послышалась ведущая мелодия фильма «Рокки» – «Глаз тигра», кажется, так она называется. Слабенький динамик лохрипывал. Затем из ванной показался и сам Пауло – в узеньких бархатных плавках. Он встал и напряг мышцы.
– Двойной бицепс, – выкрикнул он, изгибаясь. – Ну как, впечатляет, детка? А теперь брюшные мышцы! – Он сменил позу; живот его стал похож на стиральную доску.
– О нет, нет, не надо! – взмолилась Дебби, едва удерживаясь от смеха. Но плотину все равно прорвало, она расхохоталась во все горло. Пауло причесался и с помощью лака уложил волосы в некое подобие волнистого шлема; демонстрируя различные позы, принятые среди культуристов, он строил такие нелепые гримасы, словно мучительно страдал от геморроя.
– Перестань, прошу тебя, – сквозь смех произнесла Дебби, держась за живот. – Не могу, я сейчас помру!
Он принял еще одну позу, от которой вздулись буфами ягодичные мышцы, и только после этого понял, от чего ее пробрал смех.
– Ах ты, сука! – взревел он. – Я демонстрирую тебе свою мускулатуру! Относись с уважением к культуристу!
Она моментально оборвала смех.
– Не смей называть меня сукой, козел! И хватит с меня этих демонстраций. Я в обезьяннике и то лучше видела! – Она встала, на этот раз всерьез разозлившись – на себя, на этого кобеля, на Большую Джорджию, да и на Лаки заодно, и принялась надевать юбку.
– Куда это ты собралась, а? – Он надвинулся на нее, принимая угрожающую позу. – что это тебе взбрело в голову?
– Не прикасайся ко мне. Я еду домой. – Она расстегнула свою сумочку и запустила в нее руку.
– Ты поедешь домой, когда я этого захочу. Ясно? Я. Пауло д'Энтони. – Он потянулся, намереваясь схватить ее за локоть. – Слышишь, с-с…
Рука, мгновенно появившаяся из сумочки, оказалась оснащена дополнительным пальцем – длинным, узким, отливающим стальной синевой. Его заостренный конец прикоснулся к глотке Пауло.