Синий олень. Трилогия
Шрифт:
Собрание должно было начаться в четыре, но Таня с Машей и братьями пришли пораньше. В малом актовом зале школы, где проходили открытые комсомольские собрания, народу собралось больше, чем обычно – всем комсомольцам было приказано явиться в обязательном порядке, чтобы не было пустых мест, поскольку ожидали приезда второго секретаря райкома Ольги Ларионовой.
Учителя разрешили всем, даже пионерам, если те будут присутствовать на собрании, не делать домашнего задания на следующий день. Из-за этого братья-близнецы Муромцевы немедленно возжелали посетить
Ларионова приехала в начале пятого. Полная с немного брезгливым выражением лица, она села на приготовленное для нее место в переднем ряду, и Глеб Сорокин немедленно зазвонил в колокольчик, возвещая о начале собрания.
В тот момент, когда первый из вступающих в комсомол ребят вышел на сцену, Таня покосилась на сидевшего слева от нее Славку Кемецкого, и тот улыбнулся ей своей обычной приветливой улыбкой, а потом… перевел взгляд на Машу. Правда, он тут же отвернулся, но Тане показалось, что в глазах его мелькнуло искреннее восхищение.
Маша, разумеется, ничего не заметила, да и какое ей было дело до Славки – она привыкла, что не только мальчишки, но и взрослые всегда восторгаются ее красотой. И Таня на миг представила себя сейчас рядом с сестрой – некрасивую, с невыразительным бесцветным лицом, да еще с этим дурацким галстуком на шее.
Она поднялась, отмахнувшись от удивленной Маши – в туалет, мол. И правда, отправилась в туалет. Достала там зеркальце, тушь с помадой и занялась своим макияжем. Подрисованные глаза и удлиненные кисточкой ресницы сделали ее немного похожей на Клеопатру, теперь даже красный галстук на шее уже не смотрелся так отвратительно ярко. Полюбовавшись своей работой, Таня вернулась в зал – как раз в тот момент, когда Глеб Сорокин вызвал ученика седьмого класса Б Вячеслава Кемецкого.
Славка очень волновался и, отвечая на вопросы, постоянно откидывал со лба свой чуб. Хотя чего ему было волноваться – кого же принимать в комсомол, если не таких ребят, как пионер Кемецкий! Таня, замирая от восторга, слушала доносившийся со сцены звонкий голос Славки и пыталась поймать его взгляд, но он, чуть скосив глаза, неподвижно смотрел в сторону – туда, где в первом ряду сидела второй секретарь райкома Ольга Ларионова.
Наконец все комсомольцы дружно вскинули вверх руки, и Вячеслав Кемецкий был единогласно принят в ряды ВЛКСМ. Ларионова поднялась со своего места и резковатым металлическим голосом поздравила Славку, сказав в его адрес несколько хвалебных слов. После этого Глеб Сорокин звякнул колокольчиком и объявил:
– Сегодня мы также рассмотрим заявление о приеме в ряды ВЛКСМ, поданное ученицей седьмого класса А Муромцевой Татьяной. Таня Муромцева, подойди сюда, пожалуйста.
Стоя перед покрытым темно-красной бархатной скатертью столом, Таня коротко изложила свою биографию и, слово в слово повторяя все, что говорил здесь до нее Слава Кемецкий, объяснила, почему хочет вступить в ряды Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи.
Сидевшие за столом на сцене члены школьного комитета комсомола одобрительно кивали головами, потом начали задавать вопросы по уставу, и отвечала она очень даже прилично. Только собирались перейти к международной обстановке, как неожиданно поднялась со своего места второй секретарь райкома Ольга Ларионова.
– Я хочу задать Тане Муромцевой всего один вопрос, – своим скрипуче-металлическим голосом проговорила она. – Скажи, Таня Муромцева, допустимо ли школьнице – я уж не говорю комсомолке, а даже пионерке – приходить в школу с накрашенным лицом?
Лет десять назад, когда Ольга Ларионова еще училась в институте марксизма-ленинизма, она и сама однажды попробовала использовать косметику, чтобы придать выразительности своему курносому лицу, а также скрыть с помощью макияжа хроническое нездоровое раздражение кожи. Однако тушь и дорогая импортная пудра вызвали у нее столь сильную аллергию, что ей неделю пришлось просидеть дома с отекшим лицом и воспаленными глазами. С тех пор она прониклась неприязнью к любым ухищрениям женщин приукрасить свою внешность, и теперь, глядя на Таню, с отвращением думала:
«Безобразие какое – так размалеваться. Ужасно смотрится, ужасно!».
Таня, похолодев, бросила быстрый взгляд в сторону Славки Кемецкого. Выражение лица его было серьезным и чуточку брезгливым – возможно, ему тоже казалось, что Танина косметика смотрится ужасно. А потом он вдруг повернулся к Маше и что-то с улыбкой начал ей говорить. От отчаяния в душе Тани все ухнуло куда-то вниз, она ответила Ларионовой спокойно, но абсолютно не думая, что говорит:
– Допустимо.
– Вот как? – Ларионова слегка прищурилась и строго оглядела зал. – Что ж, видно неважно ведется комсомольская воспитательная работа в вашей школе, раз тебе никто до сих пор не объяснил, как должна выглядеть школьница.
Таня не успела ответить, потому что, торопливо поднялась ее классная руководительница Марина Афанасьевна.
– По поводу внешнего облика Тани Муромцевой у нас уже был крупный разговор. В этом году она часто приходила в школу без пионерского галстука. Когда же явилась в школу в брюках и с накрашенным лицом, это вообще была кульминация всего – я однажды даже не допустила ее к занятиям. Однако после этого последнего разговора нам всем казалось, что Таня осознала свои ошибки. Как видно, это не так. Я, как классный руководитель, считаю, что ей еще рано становиться в ряды Ленинского комсомола!
Сказав все это, она с досадой подумала:
«Все Юлька Измайлова с Сорокиным виноваты – уверили с утра директрису, что девочка серьезная, умная, можно ее выпускать, вот она и пошла у них на поводу. И мне же еще и замечание: не можете найти подход к Тане Муромцевой, девочка способная, одаренная. А я как чувствовала – эта Муромцева обязательно что-нибудь да выкинет! Директрисе нашей давно пора на пенсию, она из ума уже выжила и перестала разбираться в детях, дура такая!»
В принципе Таня и сама помнила обо всех своих былых грехах. На тот случай, если разговор о них вдруг всплывет на собрании, у нее еще накануне было заготовлено трогательное торжественное обещание – никогда не повторять подобного впредь. Однако тут она страшно удивилась – во-первых, потому что директриса из-за нее, оказывается, ругала Марину Афанасьевну, а во-вторых, потому что Марина Афанасьевна откровенно и при всех назвала директора дурой.
– А почему это вы считаете, что наша директор – дура?