Синий олень. Трилогия
Шрифт:
Однако ему стало обидно за сестру, и он запальчиво возразил:
– Можешь, конечно, не верить, но ей делали предложения и не раз. Ада всем отказала, потому что действительно очень любила своего Леньку – так любила, что даже не хотела выходить за него замуж. Ведь наш отец был арестован, а Леонид был летчиком-испытателем – из-за брака с дочерью «врага народа» его могли запросто отстранить от полетов. Потом он ее все-таки уговорил, и они поженились – в апреле сорок первого. Мне было уже почти семь, и я помню, какие они оба были красивые, когда пришли
Сергей вдруг запнулся, сам смущенный своей тирадой, и замолчал.
«Для чего я ей все это говорю? Мы почти незнакомы, ей нет никакого дела до моей сестры, а я тут распинаюсь, словно хочу оправдать Аду».
Он покосился в сторону Лины, но та лежала на спине, глядя в потолок с серьезным и задумчивым лицом.
– Ладно, не обижайся, если я чего-то там не так сболтнула, у меня бывает, – голос ее звучал устало и немного виновато.
– Да нет, это ты извини за болтовню. Слушай, а может, ты хочешь отдохнуть после субботника, а я тебе мешаю? Ты не стесняйся, скажи, могу в любое время отчалить – я живу на Литовском, за полчаса доберусь.
– Да ладно тебе! Я что, похожа на стеснительную? Усталостью, знаешь, не страдаю, а у нас с тобой еще вся ночь впереди. Или ты сам хочешь поспать? Устал? – ее вкрадчивый смех наполнил комнату.
– Если честно, то есть немного, – смущенно признался он, – но спать тоже не хочется.
– Тогда ешь пирожки и еще что-нибудь рассказывай – мне нравится слушать, как ты рассказываешь. Так необыкновенно!
Сергей невольно улыбнулся.
– И что же еще такого необыкновенного ты хочешь от меня услышать, моя прелесть?
Лина хмыкнула и пожала плечами.
– Не знаю. Про жену Петра Эрнестовича расскажи, например. Я ее видела на юбилее директора – класс женщина! Сейчас, конечно, в возрасте, но прежде от нее мужики, наверное, падали. Правда, что они вместе воевали?
– Да, они познакомились на фронте, – коротко ответил Сергей, хорошо знавший, что вся полученная от него информация о жизни зам. директора Петра Эрнестовича Муромцева немедленно станет темой сплетен институтских кумушек.
– Она ведь врач, да? А почему он не устроил ее работать в нашем институте?
– Не знаю, я этого с ними не обсуждал.
Не замечая – или делая вид, что не замечает его сухого тона, – молодая женщина продолжала болтать:
– И зря – у нас работа намного легче, чем в больнице, и перспективы больше. Сам-то Петр Эрнестович ведь не пошел практикующим врачом корпеть, а занялся микробиологией. И правильно – он во время войны достаточно
– Она не была ранена, – угрюмо возразил Сергей, – но тяжело болела – провела много времени в ледяной воде, когда вытаскивала раненых. Она была медсестрой, у нее две медали.
Две медали не произвели особого впечатления на Лину, она лишь равнодушно констатировала:
– В принципе, Петр Эрнестович мог бы и на другой жениться, он мужчина видный, за него бы любая пошла и родила бы. Хотя, конечно, жена его классная! – в глазах ее неожиданно мелькнул жадный огонек любопытства: – Слушай, она еврейка, да?
– Что за ерунда, – резко оборвал ее Сергей, – она русская.
– Да ладно, я же ничего плохого. Мне, просто, сначала, как я ее увидела, показалось, что она на цыганку похожа, а Зинаида Викторовна говорит, она еврейка. Но она любит гнать, у нее все евреи – и директор еврей, и Петр Эрнестович еврей. Я-то ей сразу не поверила, евреи ведь вообще не воевали – они во время войны в тылу прятались. Потом, ты и Петр Эрнестович на евреев не похожи.
«Вот дрянь, оказывается, эта профессорша Зинаида Викторовна, и язык у нее как помело чешет, – возмущенно подумал Сергей. – Зря я ей, заразе, сегодня мешки с мусором таскал».
Его невестка Злата Евгеньевна имела происхождение, во все времена доставлявшее ей неудобства. За два года до Октябрьской революции русский дворянин Евгений Волошин наплевал на все условности и женился на любимой девушке – дочери раввина. В тридцатые годы юную Злату из-за отцовского дворянства не сразу приняли в ВУЗ – ей пришлось пять лет оттрубить сиделкой в больнице, чтобы заработать себе трудовой стаж. В мединститут она поступила только за год до войны и доучивалась, уже вернувшись с фронта. Теперь, в середине шестидесятых, дворянство мало кого беспокоило, зато с годами в ее облике все явственней проступала материнская кровь. Прекрасное тонкое лицо, обрамленное черными с проседью волосами, порою вызывало двусмысленные усмешечки питерских юдофобов, полагавших, что у них «нюх» на евреев, а однажды в магазине подвыпивший нахал, пытавшийся пролезть без очереди, обозвал ее «жидовкой».
– Извини, пожалуйста, – холодно сказал он Лине, – но мне неприятно говорить на подобную тему, поговорим о другом.
– Ладно, – легко согласилась она, – тогда как ты насчет того, чтоб нам с тобой и завтра весь день побалдеть в постели, а? Нет, ну я, конечно, голодным тебя не оставлю – буду иногда выбегать на кухню, чтоб завтрак, обед и прочее. Задернем шторки, зажжем ночник, и чтоб даже на часы не смотреть – без времени, да? – молодая женщина легко коснулась пальчиком губ Сергея, и ее упругое тело вновь стало обжигающе горячим. Шаловливая ручка пробежала по его груди, скользнула ниже живота и начала нежно поглаживать.
– Что ж, давай, – расслабленно согласился он, а где-то в глубине сознания неожиданно мелькнуло сказанное приятелем: «… мужиками вертит во все стороны». Мелькнуло и тут же исчезло.
– Тогда подожди, я сейчас, – оторвавшись от него, Лина выскочила из-под одеяла, подбежала к висевшим на стене часам-ходикам и повернула их циферблатом к стене. Потом дернула за веревочку, и тяжелые портьеры сомкнулись, наглухо отсекая любовников от внешнего мира.
Послание 6.
<