Синий рыцарь
Шрифт:
– Что?
– Да покойники. Вроде старого Херки.
– Да, очень скоро его разнесло бы по обоям.
– Черт, – сказал лифтер, широко улыбаясь и демонстрируя мне сразу и верхнюю, и нижнюю губу. – Иногда у таких, как этот Херки бывает немало припрятанных деньжат, – сказал он, подмигивая мне.
– Верно, вот пусть они у него и останутся. Раз до сих пор были.
– Да нет, я вовсе не имел в виду, что нам следует их забрать.
– Конечно нет.
– Просто эти коронеры тянут все, что подвернется под руку.
– А давно здесь жил этот старый Херки? – спросил я, не затрудняясь узнать его настоящее имя. Пусть это волнует детектива, когда он будет писать протокол.
– Уезжая
– А ты с ним когда-нибудь разговаривал?
– Да разговаривал, только говорить было не о чем. Семьи нет. Родственников, о ком поговорить, тоже нет. Совсем один, понимаете. Я-то своих восьмерых отпрысков раскидал по всей чертовой стране. Всегда могу время от времени выжать из кого-нибудь по очереди хоть немного деньжат. И никто старого Пучи таким не увидит. – Он подмигнул и стукнул себя в грудь костлявым кулачком. – Таким, как старый Херки, на всех чихать, а всем остальным чихать на них. И они покидают этот мир в пустом гостиничном номере. Вот как раз такие и раздуваются да лопаются по стенкам. Такие, как старый Херки. – Тут он представил лопнувшего старого Херки и засмеялся гнусавым крупозным смехом.
Я слонялся по вестибюлю, дожидаясь появления детектива, который освободил бы меня от забот о мертвом теле, и рассматривал стены по обе стороны лестницы. Они были сделаны по-старинному и обшиты деревянными, украшенными завитушками панелями около семи футов высотой. На площадке между первым и вторым этажами на стене под панелью виднелись следы грязных пальцев, а остальные две стены по бокам хотя тоже были грязными, но как то равномерно, без пятен. Я поднялся на площадку, сунул пальцы под край панели и нащупал сверток, обернутый в туалетную бумагу. Развернув его, я обнаружил полный набор: пипетку, иглу от шприца, кусок толстой нитки, закопченную на огне ложечку и бритвенное лезвие.
Я разбил пипетку, согнул иглу и выбросил все в мусорник позади стоящего в вестибюле рахитичного столика.
– Что это? – спросил лифтер.
– Аппарат.
– Набор наркомана?
– Да.
– А как вы узнали, что он там лежит?
– Элементарно, мой дорогой Пучи.
– Просто здорово!
Вошел детектив с целой пачкой протокольных бланков. Это был парень из молодых и смахивал на студента колледжа. Я его не знал. Я поговорил с ним пару минут, и лифтер пошел с ним к телу.
– Никогда вам не застать старого Пучи, помершим в одиночку, – крикнул он мне вслед, показывая в улыбке десны. – Никогда старый Пучи не раздуется, как воздушный шарик, и не заляпает обои.
– Вот и радуйся, Пучи, – кивнул я. Выйдя на тротуар, я глубоко вдохнул, но мне все еще чудился запах мертвеца. Мне казалось, что вся моя одежда пропиталась этим запахом, и я рванулся на машине прочь от отеля с такой поспешностью, что шины оставили полосы на асфальте.
Я проехал немного и начал прикидывать, чем мне сейчас заняться. Тут я снова подумал о гостиничном взломщике и решил, что неплохо бы отыскать Линка Оуэнса – удачливого отельного воришку, он вполне может что-нибудь рассказать мне о том парне, что так чувствительно щелкает нас по носу. Все гостиничные воры знают друг друга. Иногда в вестибюлях хороших отелей их слоняется столько, что создается впечатление: попал на конвенцию воров. Но тут я получил вызов второй категории.
10
Вторая категория означает срочность, и едва полицейские получают подобный
Когда я вошел в офис руководителя смены, лейтенант Хиллард сидел за своим столом и читал передовицы утренних газет. Миллионы морщинок на его лице казались глубже, чем всегда, а выражение лица еще более печальным, чем при обычном чтении насмешливых писем о полицейских в редакции газет и карикатур того же смысла. Тем не менее, он не переставал их читать и все время хмурился.
– Привет, Бампер, – сказал он, оторвавшись от газеты. – Один из детективов просит тебя зайти к нему в кабинет. Это что-то связанное с тем букмекером, которого ты им подал на блюдечке?
– Да, один из моих стукачей передал им вчера кое-какую информацию. Наверное, Чарли Бронски потребовалось еще немного со мной переговорить.
– Собираешься прищучить букера, Бампер? – улыбнулся Хиллард.
Когда-то он был отличным полицейским. На левом рукаве у него семь нашивок, каждая означает пять лет службы. Худые руки с узловатыми суставами покрыты сетью набухших голубых вен. Теперь у него побаливают кости, и он ходит с тростью.
– Я патрульный. И не собираюсь выполнять работу детективов. Времени нет.
– Если у вас какое-то совместное дело с Бронски, так давай поработай с ним. Какая разница, в штатском ты или нет – все равно это полицейская работа. Кстати, не так уж много раз мне доводилось видеть, как полицейский в форме пришивает букмекера. Кажется, это единственное, что тебе до сих пор не удавалось, Бампер.
– Посмотрим, что нам удастся сделать, лейтенант, – улыбнулся я и вышел, оставив его снова хмуриться над передовицами. Старику следовало бы уйти в отставку еще много лет назад, но теперь было уже слишком поздно. Он не может уйти, иначе сразу умрет. Работать он тоже больше не может, поэтому ему остается лишь сидеть и трепаться о полицейской работе с другими такими же ветеранами, которые считают, что полицейская работа по смыслу заключается в том, чтобы посадить в тюрьму как можно больше негодяев-парней, а все остальные наши обязанности – так, случайная работенка. Когда он сидел в офисе руководителя смены, молодые полицейские боялись близко подходить к его дверям. Я сам видел, как молодые вызывали в холл сержанта, чтобы тот подписал их рапорты и им не пришлось бы для этого заходить к лейтенанту Хилларду. Он требовал от подчиненных совершенства, особенно в рапортах. Но ведь никто в жизни не ожидал совершенства от молодых, которые еще вчера сидели перед телевизором. Вот и получалось, что его обычно избегали даже те люди, которыми он командовал.
Когда я вошел в офис Чарли Бронски, он сидел там вместе с двумя другими детективами в штатском.
– Так в чем дело, Чарли? – спросил я.
– Нам неслыханно повезло, Бампер. Мы проверили телефонный номер, и оказалось, что сам аппарат стоит в квартире на Хобарт-стрит неподалеку от Восьмой улицы, а Ред Скалотта частенько околачивается в районе Восьмой, когда не торчит в своем ресторане на Уилшир-стрит. Готов поспорить, что номер телефона, который ты выдоил из Зута, приведет нас, как я и надеялся, прямиком на квартиру к Ребе Макклейн. Она всегда держится вблизи Реда, но никогда слишкомблизко. Ред счастливо женат вот уже тридцать лет, дочь у него учится в Стэнфордском университете, а сын – в медицинском колледже. Этот сукин сын считает себя солью земли.