Синий шихан
Шрифт:
– Голова болит, – сдержанно ответила Маринка. Она села на ковре и стала наматывать на палец распущенный конец косы. Ей показалось, что сегодня печенеговская семья решила ее преследовать самым жестоким образом.
Кодар, словно нарочно, привел Печенегову в юрту, сам же куда-то скрылся. Плохо соображая, Маринка поспешно встала с ковра и вышла. Хотела тотчас же уехать, но Камшат поймала ее за руку и заставила умыться. После этого стало немного легче. Старая добрая Камшат поняла, что гостье на самом деле нездоровится, напоила ее холодным молоком, считавшимся лучшим лекарством от всех
Наступал вечер. За стеной юрты жалобно ржали поздние сосунки-жеребята. С пастбищ возвращался молочный скот. Тонко выкрикивали пастухи: «Ай чу! Ай чу!» Старый Тулеген, попросив у гостей извинения, вышел.
Зинаида Петровна легла на кучу мягких подушек и откровенным взглядом посматривала на молчаливого, смущенного Кодара. Чем больше она за ним наблюдала, тем обнаженнее становился ее взгляд… Зеленоватые глаза Печенеговой влажно поблескивали, чего-то ждали, чего-то хотели.
Ей показалось, что сегодня выпал подходящий случай, чтобы сблизиться с этим Кодаром. Она давно этого желала. Надоели ей пьяные ласки Ивана Степанова, а о муже и говорить нечего. Шпак посвятил Зинаиду Петровну во все сомнительные делишки Филиппа Никаноровича, и она пригрозила ему и стала запирать спальню на ключ. Барыньке было скучно. Хотела было пошалить с Беном Хевурдом, но у него, как и у пасынка, только и разговора, что об этой дикой наезднице, черноглазой Маринке.
«А ну и черт с ним», – припомнив Хевурда, раздраженно подумала Зинаида Петровна. Она снова стала нескромно разглядывать Кодара и то небрежно оголяла ножку, то расстегивала платье на груди, обмахиваясь платочком… Присутствие Маринки злило ее, выводило из себя. Зинаида Петровна глядела на Кодара открыто, властно, улыбалась хмельной, бесстыдной улыбкой. Маринка поймала на себе ее презрительный взгляд и не смогла дольше выдержать. Она медленно поднялась, мутным, потерянным взором оглядела юрту, поставленные друг на друга окованные железом сундуки, перины и одеяла, наложенные сверху. Ей показалось, что вся эта пышная гора одеял и перин качается и сейчас упадет ей на голову… Чтобы не упасть самой, она посмотрела вверх. В открытой макушке юрты голубел кусочек вечернего неба. «Зачем Кодар пригласил эту барыню к себе в юрту? Отчего Кодар все время молчит? Наверное, мне надо было давно уехать?.. Конечно! Эх, дурочка!»
Сославшись на нездоровье, она быстро вышла на воздух. Никто ее не задержал, никто не остановил…
Зинаида Петровна и Кодар остались вдвоем. Гостья бесцеремонно вытянулась на подушках, даже не пытаясь оправить подол платья. За стеной юрты где-то залаяла, а потом тоскливо, по-волчьи, завыла собака.
– Фу, как противно воет! – поудобней укладывая голову, словно совсем не собираясь уезжать, проговорила Зинаида Петровна…
– На цепи сидит. На волю просится. Вечер, – допивая из синей пиалы чай, ответил Кодар задумчиво.
– Кодар, ты почему до сего времени не женился? – поправив упавшие на лоб спутанные пряди волос, спросила гостья.
– Пока еще сам не знаю…
– Вот как!
Печенегова рассмеялась. Ей захотелось курить, и она попросила Кодара подать ей сумочку.
Кодар встал и протянул ей кожаный ридикюль с золотыми застежками, подарок Ивана
– Сам зажги! Пора тебе научиться ухаживать за женщинами, – игриво проговорила Зинаида Петровна.
Услужливый хозяин встал на колени, а гостья в одной руке держала папиросу, другой крепко оперлась о его плечо.
Кодар, поднявшись, плотно поджав губы, с каменным лицом сел на прежнее место.
В юрту неожиданно вошел Тулеген и что-то сказал Кодару.
Кодар поднялся и, удивленно посмотрев на Тулегена, тоже о чем-то спросил старика. Тот ответил, пожал плечами и вышел.
– Что он тебе сказал? – глубоко затягиваясь папиросой, спросила Печенегова.
– Он спросил меня, куда уехала дочка моего друга…
– Разве она уехала?
– Он говорил, что она уехала… Никому ничего не сказала.
– У нее голова разболелась… Пусть проветрится. – Гостья стряхнула пепел и снова блаженно вытянулась; вздохнув, опять задала ему тот же вопрос: почему он не женится?
Улыбнувшись, Кодар пожал плечами, но ничего не ответил. С каким-то внутренним беспокойством поглядывал он то на развалившуюся на подушках гостью, то на приоткрытые двери…
Зинаида Петровна по-своему оценила и поняла его волнение. Все тело охватило непобедимое желание потрогать его сильные мускулы, прижать к груди гладко выбритую голову с высоким лбом…
– А меня бы взял в жены? – словно в полусне, спросила она.
– Зачем такие шутки? – Кодар наклонил голову. – Нехорошо так говорить, у тебя муж есть…
– Это не муж, а дрянь… Я с ним не живу… Подойди сюда и сядь тут… – Она подняла руку и показала место у своих ног.
Кодар молчал. Резко, по-восточному согнув под себя ноги, остался сидеть напротив.
– Иди же!.. Дурачок! – протягивая к нему оголенную руку, ворковала она, чувствуя, как у нее начинает перехватывать горло. – Ну иди, миленький!.. Да только дверь… прикрой, что ли… – заметив его нерешительность, с нетерпеливой досадой добавила гостья.
Кодар быстро вскочил и метнулся к двери. Секунду задержавшись у полуоткрытой створки, поправив на голове тюбетейку, вышел под синее, вечернее небо…
Закрыв глаза, Зинаида Петровна, сдерживая дыхание, ждала, но Кодар не возвращался. Прошло минут десять, это были худшие минуты во всей ее жизни. Томительно и беспокойно, как притаившийся суслик, смотрела она на запертую дверь, которая покачивалась на ржавых петлях, но не открывалась… Казалось, что все теперь зависит от этой поскрипывающей двери с причудливо вырезанными восточными узорами на створках и деревянной ручке…
Но наконец она все-таки открылась… Покашливая, вошел старый Тулеген, постоял, подумал о чем-то, перекатывая костлявой рукой клинышек бороды, и не спеша поднял, зазвенев стременами, маленькое седло с задорно выгнутой передней лукой.
– А где Кодар? – поднимаясь с ковра, тревожно спросила Зинаида Петровна.
– Кодара нету… – разбирая подпруги, ответил Тулеген.
– Где же он?
– Кодар поехал… Степь поехал… Дефка Петьки тоже поехал. Один поехал… Нехорошо гостя одного пускать, Кодар мало-мало догонять будет, провожать мало-мало…