Синяя соляная тропа
Шрифт:
Ночью юношу никто не видел и ни о чем не спрашивал. Острый слух шелки позволял ему слышать все, что происходило в домах. До него доносилось мерное дыхание рыбака из хижины, постепенно переходящее в глухое сопение глубокого сна, и тихое бормотание, когда тот просыпался. За стенами дома, где жила целая семья, по длинным волосам девочки скользил гребень из слоновой кости, а сальная свеча медленно таяла у ее кровати. Юный шелки двигался со скоростью тюленя на охоте и так же неслышно, как волны отлива. Он становился все смелее и беспечнее.
А из круга каменистых островков за юношей с тревогой и осуждением следили его сородичи из клана тюленей.
– Ты играешь в опасные
– Я узнаю о Народе намного больше, если не буду сидеть вдали от их островов, – возразил молодой шелки. – Мои «игры», как ты выражаешься, позволяют мне наблюдать за ними в их естественной среде. Я заглядывал в их дома, видел их детенышей и могу сказать, что они вовсе не такие чудовища, какими вы их выставляете. Наверное, со временем наш клан сможет даже подружиться с ними…
Мать оскалила острые зубы.
– Юный глупец! Думаешь, тебе первому пришла в голову эта мысль? О, в нашем роду было много таких несчастных, считавших, что они могут завести дружбу с Народом. И всегда это приводило к одному: пленению, рабству, изгнанию.
Она рассказала ему истории шелки, потерявших свои шкуры и проданных в рабство. О тех, кто больше не мог вернуться к своему клану или вовсе забыл свою истинную сущность. Об их детях, получивших человеческие имена, лишенных возможности услышать голос моря и воссоединиться со своей настоящей родней.
– Твоего отца постигла та же участь. Бывший король синей соляной тропы, он попался в ловушку Народа. Его шкуру украли, и он потерял все воспоминания о родине. Его обманом заставили убивать сородичей, его душа оказалась навсегда опорочена, и он разбил мне сердце. И горе мое будет неизмеримо, если ты повторишь его судьбу.
К сожалению, юноша был слишком самонадеян, чтобы внять советам матери. Он считал себя быстрее, сильнее и способнее любого человека из Народа и не видел смысла в осторожности, пока не достиг возраста своей матери. А сейчас он наслаждался жизнью. Время шло, он становился все неосмотрительнее, и мать больше не пыталась его образумить. Друзья тоже не вмешивались, боясь его горячего нрава. Лишь одна шелки, близкая подруга юноши, прямолинейная и бесстрашная, все пробовала до него достучаться.
– Зачем тратить время на Народ? – спросила она как-то раз. – Они тощие, жалкие и бледные. Сила у них только в кораблях, ружьях и стальных гарпунах. К чему принимать их облик, когда как шелки ты сильный, гибкий, быстрый и к тому же гораздо красивее людей?
– Ты еще мала, – ответил юноша. – Сама поймешь, когда вырастешь.
Дева шелки взглянула на него исподлобья, и ее темные глаза сверкнули. Она ничего не сказала, развернулась и уплыла прочь. Она была всего на год младше и почти не уступала юноше в силе и скорости. Ее рассердила его заносчивость, и она унеслась в более теплые воды играть с шелки из кланов Обыкновенных Тюленей и Гренландских Тюленей, Хохлачей и Морских Зайцев.
Юноша проводил ее взглядом, в душе сожалея о том, что она уплыла.
– Она вернется, – прошептал он себе. – Девушки – они такие, упрямые и взбалмошные. Однажды она поймет, как интересны культура и традиции Народа. И, быть может, мы с ней сбросим свои шкуры и вместе выйдем на берег.
Он был слишком горд, чтобы позвать свою подругу и признать, что скучает по ней; поэтому юноша тоже стал искать компании в другом месте.
Глава вторая
В то время на острове Народа жила девушка по имени Флора Маккрэканн. Она была единственной дочерью китобоя и его жены, уважаемой четы. Счастливый брак для дочери был единственным их желанием. Однако Флора, прекрасная внешне, была упряма, требовательна и горда, и никому не удавалось завоевать ее сердце. И юноши на острове скоро находили утешение в обществе других девушек.
– Берегись своей гордыни, – говорила ей мать. – Женихи рано или поздно закончатся, если продолжишь отвергать их одного за другим. И берегись, если не выберешь суженого до своего двадцать пятого дня рождения. Никто не женится на старой деве, и мы с твоим отцом никогда не понянчим внуков.
Флору не трогали слова матери.
– Молодые люди на островах слишком черствы и невоспитанны, с грубыми руками, просоленными лицами. Я найду себе настоящего принца и выношу от него малыша. Все девушки на острове будут завидовать моей удаче.
– О чем ты? – строго уточнила мать, но Флора лишь тряхнула волосами – рыжими, как зимний закат, и сказала:
– Не пройдет и года, как малыш у меня появится. Сама увидишь.
Больше мать ничего от нее не добилась, как ни старалась.
Тут надо заметить, что у Флоры были еще родственники на материке. Там жила ее бабушка, знавшая об океане больше всех из Народа. Она давно овдовела и не упускала возможности поделиться своей мудростью с любимой внучкой. Стоило той впервые заговорить, как бабушка начала проводить с ней долгие вечера, передавая Флоре старые легенды и сказки: о чудовищном Кракене, поднимавшемся из мрачных глубин океана навстречу своей смерти, о лесных кочевниках, умевших обращаться в зверей. Больше всего Флора любила слушать о шелки – чудесных тюленях, которые могли сбрасывать шкуру и принимать человеческий облик удивительной, несравненной красоты.
– Некогда все мы жили в океане, – рассказывала бабушка. – Его соленая вода еще течет в наших венах, и наши слезы – напоминание о нем.
– А зачем мы его покинули? – спрашивала Флора.
– Мы были глупцами. Мечтали о завоевании миров. Мы перестали слышать голос моря, научились ходить по земле и притворились, будто мы превыше всех тварей.
С тех бесед прошли годы. Когда Флора Маккрэканн была совсем крохой, старушка жила вместе с ними, но дочь скоро устала от ее тяжелого характера, прямолинейности и требовательности и в конце концов прогнала – ради домашнего покоя. Бабушка уехала на материк, но Флора не забыла ее чудесные сказки. И хотя детство ее давно прошло, она все еще верила в силу слез.
– Как увидеть шелки? – спросила она однажды у бабушки.
– Если одинокая дева прольет пять слезинок в океан, юноша из племени шелки придет к ней и осуществит ее самое заветное желание, – ответила ей бабушка.
И вот, двадцать лет спустя, в ночь полной луны середины лета – луны, которую островной Народ называл Охотничьей, – Флора вышла на берег, села на камень и попыталась выдавить из себя слезы. Ей редко приходилось плакать, и это оказалось не так просто; но тут она подумала обо всех юношах, которые разочаровали ее, о тесном домишке родителей, из которого ей отчаянно хотелось сбежать, о своем двадцать пятом дне рождения, который стремительно приближался, о судьбе старой девы, которая стоит в церкви в стороне и терпеливо ждет, пока займут места замужние дамы. Тогда из ее глаз полились слезы ярости и горечи, и она поспешила к воде, чтобы они упали в волны.