Синяя тетрадь
Шрифт:
– Здравствуй, Николай Александрович, – сказал Рассолов, бросив быстрый взгляд на стог, затем на Ленина, усевшегося на корточки возле шалаша. – Хорош стожок, да… Никак, ты кончил косьбу?
– Да, вроде так, – ответил Емельянов неопределенно.
– Может, пойдет ко мне твой чухонец поработать? Хоть денек или полдня… Один я никак не управлюсь. Хвораю, а Витька еще слабоват.
Емельянов с трудом сдержал улыбку и ответил:
– Не пойдет он.
– А может, пойдет?
– Не пойдет, говорю тебе.
– Он по-нашему понимает?
Емельянов покосился на Ленина. Ленин сидел с каменным
– Нет, – сказал Емельянов. – Он только по-своему. Я финский язык немного знаю, вот и объясняемся кое-как. – Он уже опомнился и нес напропалую: – Не пойдет, и не пробуй. Я вот сам просил его покосить на берегу, не хочет, спешит домой, что-то у него там стряслось.
Рассолов повздыхал, поохал и ушел вместе с Витей.
Пока их шаги окончательно не замерли и еще минуту после того Ленин оставался в той же позе. Потом он стремительно встал и рассмеялся, в глазах у него заходили искорки. Он сказал:
– Спасибо, Николай Александрович, что меня в батраки не отдали!
– Невыгодно, – засмеялся и Емельянов.
Они еще долго смеялись над этой историей, и только приход Шотмана настроил их на более серьезный лад. Шотман, необыкновенно взволнованный возложенной на него ответственностью, не мог взять в толк, как может Ленин смеяться перед предстоящим ему опаснейшим путешествием.
Шотман пришел не один. Вместе с ним был невысокий крепкий финн. Поздоровавшись с ним, Ленин назвался:
– Иванов.
– Рахья, – ответил финн [46] , не моргнув глазом.
Емельянов к Сережа отнесли вещи Ленина в лодку. Затем Емельянов вернулся один: Сережа повез вещи на тот берег.
Пока Емельянов с Шотманом окончательно уславливались о пути следования до Финляндской железной дороги, почти совсем стемнело.
– Ну, как говорится, в добрый час, – сказал Емельянов. Его голос прозвучал торжественно. – Двинулись, Владимир Ильич.
Он пошел вперед, за ним Рахья, а Ленин с Шотманом сзади.
46
…Рахья, – ответил финн… – Рахья Эйно Абрамович (1885 1936), деятель российского и финского революционного движения, член партии с 1903 г. В августе 1917 г. участвовал в конспиративной переправке В. И. Ленина в Финляндию и в октябре – обратно в Россию. В 1919 г. командовал воинскими соединениями, боровшимися против Юденича. Оставил воспоминания: «Мои воспоминания о Владимире Ильиче»; опубликованы в сб. «Ленин в первые месяцы Советской власти» (М., Политиздат, 1933).
Коля как раз в это время вернулся с Кондратием из Питера. Не застав дома никого, кроме малышей, – мать куда-то ушла по делу, – Коля недолго думая сгреб учебники и тетрадки, купленные в Питере, сел в лодку и отправился за озеро. С Сережей он разминулся.
Пристав к берегу, он выскочил из лодки и пустился к шалашу почти бегом, с бьющимся сердцем. На знакомом лужке было тихо и безлюдно. Кругом царило полное запустение. Железная перекладина для котелка валялась в остывшем пепле костра. В шалаше не было ни подушек, ни одеял – ничего. Вмятины в сене были холодны и остылы. Коля вначале задрожал от ужаса, решив, что Ленина выследили и арестовали. Но потом он обнаружил в известном ему месте под сеном кипы газет, да и сам стог и шалаш стояли нетронутые, целые. Тогда он понял, что Ленин просто уехал.
Все кругом было пустынно, словно прошедшие дни были сном, чудесным и коротким, словно ничего этого не было – ни Ленина, ни радостных ночей у костра, ни птичьего свиста, ни разведки, ни обещания заниматься с Колей ничего. Уехал, даже не простился, обманул. Коля посмотрел на свои книжки и тетрадки и горько всхлипнул. Потом обида прошла, но осталась печаль, слишком большая для маленького сердца Коли. Коля долго сидел у остывшего костра, наконец поднялся и медленно пошел обратно, к озеру, к прежней своей жизни, казавшейся ему теперь пустой и неинтересной.
А Ленин и его спутники в это время уже были далеко.
Выбравшись на проселочную дорогу, они затем свернули на тропинку. Им преградила путь речка. Емельянов хотел было, сделав крюк, обойти препятствие, но Ленин решительно разделся и перешел речку вброд, а за ним то же сделали и остальные. Спустя некоторое время наткнулись на обширное болото, обошли его и незаметно очутились среди торфяного пожара. Кругом тлел кустарник, дым ел глаза. Под ногами горел торф. Наконец Емельянов нашел тропинку. Побродив в темноте еще полчаса, они услышали отдаленный гудок паровоза.
– Вышли, кажется, – виновато сказал Емельянов.
– Эх вы, – язвил всех троих Ленин. – Карты-трехверстки не имеете, дорогу не изучили… Так с вами и войну проиграешь…
– Научимся, товарищ Иванов, – негромко и лукаво отозвался из тьмы дотоле молчавший Рахья.
Ленин сказал серьезно:
– Скорее учитесь, время дорого.
Затем Емельянов и Рахья отправились в разведку на станцию, а Ленин с Шотманом уселись под дерево. Ночь была темная, безлунная, время тянулось медленно. Ленин нащупал в боковом кармане синюю тетрадь.
«Ага, – улыбнулся он. – Синяя тетрадка. Хорошо бы поскорей закончить брошюру. Удастся ли? Посмотрим, что ждет меня на этой станции и на других остановках на пути к цели… И сколько их еще будет, этих остановок…»
Когда Емельянов и Рахья вернулись и сообщили, что поблизости находится станция Дибуны, а не Левашово, как предполагалось, Шотман похолодел: Дибуны были расположены всего в семи верстах от финской границы, здесь легко напороться на пограничные разъезды. Однако выбора не было. Пошли к станции. Издали замерцали станционные огни. Ленин, напрягая зрение, некоторое время пристально вглядывался в их туманное мерцание. Потом он неожиданно ускорил шаг, догнал Емельянова и тронул его за плечо.
– Ну, так, Николай Александрович, – сказал он. – Мало ли что приключится за суматоха. Значит, вот что. Передайте нижайший поклон Надежде Кондратьевне, сыновьям привет, а Коле – особый.
– Передам. Спасибо.
– Я очень благодарен вам и вашей жене за все. Причинил я вам немало хлопот. Не поминайте лихом.
– Что вы, что вы, Владимир Ильич… Мы всей душой…
– Ну и прекрасно… Да, денег у меня с собой очень мало. Моя жена, Надежда Константиновна, знает… Она вам возместит расходы при первой возможности.