Сирахама
Шрифт:
Вот сейчас особенно было видно, что «пришелец» «под мухой». Судя по настроению Ниидзимы, до недееспособности мне еще далеко. И, видимо... видимо, после Активации я никого не убил и не... ну, понятно, да?
Интересно, Старик, кто нас реанимировал? Как считаешь? Старик? Эй... старик! Не очухался, что ли? Ну, тоже неплохо - не будет со своим морализаторством лезть!
– Кто меня реанимировал?
– Мне посоветовали не говорить тебе...
– Мастера Редзинпаку...?
– ... этого сразу. Сказали, что ты и сам догадаешься... Странно, они еще добавили, что
– А кто тогда?
– Ниидзима-сан, вас не затруднит выйти?
Незнакомый женский голос, произнесший это, слышался откуда-то со стороны моих пяток. Оттуда, куда я не мог повернуться и куда смотрел до этого Ниидзима. Отрывать щеку от пластика лежанки совершенно не хотелось. Наверно, зря - стоит посмотреть на еще одного человека, который может скрывать свои эмоции. Впрочем, я догадываюсь о личности незнакомки.
– О, Шакти-сама... Я незамедлительно выйду. Как только узнаю, почему я должен оставить своего бойца...
«Своего». Какая самоотверженность! Видимо полмиллиона иен вскружили Ниидзиме голову. Ну и алкоголь, конечно. А учитывая то, что мы только что друг другу сказали (и зная, что госпожа Шакти все это время присутствовала здесь) - и вовсе наглость! Если это та женщина, которая подарила мне розочку, то удивительно, как Ниидзима осмеливается ей перечить! Тем удивительней было то, что учитель бойца Ванадис соизволила вполне мирно объяснить:
– Нам необходимо поговорить тет-а-тет... не так ли, Сирахама-сан?
Легкое удивление со стороны Ниидзимы.
– Кроме того, Ниидзима-сан.
– Голос стал опасно-ласковым.
– Это просто невежливо: спрашивать женщину, зачем она хочет остаться наедине с мужчиной...
– Ниидзима, сделай одолжение... своему бойцу.
– Попросил я. Ниидзима молча направился к двери.
– Ниидзима, ты планшетник свой... забыл.
Досада. Ниидзима вернулся и забрал компьютер.
– Очень любопытный и любознательный мальчик.
– Тихо, будто листья в кроне дерева прошелестели, рассмеялась Шакти.
– Но он должен быть тебе благодарен, Сирахама - ты ведь только что спас его драгоценный компьютер!
Женщина, наконец, появилась в поле зрения. Красно-белое сари, многочисленные украшения... тончайший цветочный аромат как-то умудрился пробиться сквозь химическое зловоние... возможно, наконец-то начала работать вентиляция. На столик рядом с операционным столом она поставила небольшой прибор... очень напоминавший тот, с помощью которого моя мать защищала кухню от возможной «прослушки».
Тихо щелкнула кнопка, прибор пискнул и загорелся зеленый огонек:
– Тебя было нелегко оживлять, Кенчи... А уж как наушники мешали. Но мы решили их не снимать. К тому же, Ниидзима-сан оказался настолько любезен, что включил нам трансляцию «Счастливчика»! И - знаешь - дело пошло. Песня настолько хорошо подходила к сути наших действий!
– А что за песня?
– С немалым интересом спросил я.
Если есть такая «реанимационная» песня, то ее надо записать и добавить в набор Первой Медицинской помощи! Или использовать вместо утреннего будильника!
– Что-то про бензин... С очень хорошим ритмом - ровно шестьдесят в минуту. Самое оно, чтобы запускать сердце. А слова... смысл в том, что машина не заводится и «Дай бензин!»... Даже чуть-чуть зловеще.
Шакти села на стульчик передо мной и расправила края сари.
– Ты помнишь что-нибудь? Нет? Тогда я расскажу. Это интересно. Ты ругался на хинди. С большим чувством. Очень старомодно и очень архаично. Никто из шести девушек, что тебя держал, не понял и десятой части. Тебе интересно то, что ты говорил?
– Спохватилась она.
– Если это не оскорбит ваши прекрасные уста, Шакти-сан. Содержание, а не форму.
– Ты оплакивал свою погибшую жену по имени Ануджа...
– Я не удержался и вздрогнул.
– Вначале я подумала, что Ануджа - старшая сестра... той персоны, воспоминания которой ты переживал... но вовремя вспомнила, что так могли обращаться друг к другу члены какой-нибудь секты... ну, а уж знание о том, кто ты такой, и некоторые другие твои слова, объяснили мне, что речь идет именно о возлюбленной... Раз уж пошли упоминания о ваших детях.
Тоска. Тупая болезненная тоска. Именно таким становилось мое состояние по мере рассказа прекрасной индуски:
– Разумеется, ты призывал на головы своих врагов мучения в их последующих перерождениях... Наверно, враги эти к тому моменту были уничтожены... тобой или кем-то другим. Ты молил свою госпожу о... о разном...
– Шакти вздохнула.
– Хоть это и дело давно минувших дней, но мне все равно неприятно тебе это говорить... судя по всему, женщина умирала у тебя на руках.
Слезы потекли сами... хоть я и старался их сдержать. Я хотел плюнуть на приличия и вытереться простыней, что меня укрывала, но Шакти уже была рядом, и краем своего платка осторожно вытерла слезы. Для представительницы касты Араин по отношению к постороннему мужчине - очень серьезный поступок...
– В цепи перерождений у каждого наберется тысяча подобных... или еще более неприятных событий. К счастью, далеко не каждый может их вспомнить. И к великому счастью - того, кто может вспомнить их ВСЕ, уже не могут взволновать мирские проблемы. И раз мы можем плакать над тем, чего изменить нельзя - мы все еще остаемся людьми.
– Интересные воспоминания... у предков Драконов.
– Ляпнул я первую пришедшую в голову глупость.
Лишь бы не молчать...
– Поня-я-ятно...
– Протянула Шакти.
– В таком случае, бачча, тебя ждет множество интереснейших открытий.
– Ай-я...
– Я постарался «переключиться» на то, что Шакти назвала «хинди».
– Прекрасноокая сундари подобно птичке, споет мне песню о том, чего я, глупый и недостойный, не знаю... И услышав волшебные трели, недостойный сможет навеки смежить веки: ведь самое невероятное зрелище - зеленые омуты завораживающих глаз - он уже видел...
(сундари (хинди) - красавица, прекрасная девушка - семантически довольно сложное слово, потому и приведено в транскрипции)
Шакти игриво закрыла краем головного платка низ лица и ответила на том же языке... правда, понимал я ее с трудом: