Сирень
Шрифт:
Мы простояли так, наверное, секунд тридцать, просто разделяя тишину, прежде чем он нарушил ее:
— Брэкстон?
— Да, Хьюстон?
— Когда я смотрю на тебя, я вижу преграду на своем пути. Ни больше, ни меньше.
Притворяться, что мне не больно, было невозможно, поэтому я позволила ему увидеть мою боль:
— Я вам не враг, Хьюстон. Я не хочу причинять вам боль, — когда мои пальцы потянулись к нему, я сжала их, держа руки при себе. — Любому из вас.
Он пристально посмотрел мне в глаза, и я наблюдала за внутренней борьбой, верить ли
— Может быть, не сейчас, — частично признал он, — но ты это сделаешь. Это то, что мы делаем с каждым, кто подходит слишком близко. Мы заставляем их ненавидеть нас, а затем причиняем им боль прежде, чем они смогут причинить ее нам.
Подавляя боль в груди, я позволяю своему гневу подняться.
И тогда я обуздала его.
— Это то, что вы сделали друг с другом? Неудивительно, что Рик и Лорен ненавидят тебя.
Он сделал паузу, а затем его глаза сузились до щелочек, когда он попытался угадать, как много мне известно. К тому времени, как выражение его лица прояснилось, я уже знала, что зашла слишком далеко.
— Что сделано то сделано, Фаун, — подняв указательный палец, мокрый от конденсата, он провел по краю низкого выреза моей майки. При третьем проходе кончик его пальца коснулся моей груди. Вишня, дразнящая мои вкусовые рецепторы, подсказала мне, что это не было ошибкой. — Я предпочитаю разгребать последствия.
Наклонив банку, он вылил свой энергетик на мою майку, пока банка не опустела, и не стал виден фиолетовый лифчик, который я носила.
Это. Был… Предел.
Когда мой кулак врезался в губу Хьюстона, мне было наплевать на последствия. Он тоже не выглядел удивленным. Он улыбнулся — разбитая губа и все такое, как будто я дала ему именно то, что он хотел. Я доказала его правоту. В конце концов, вы захотите причинить им боль, потому что это то, что они делают. Они заставляют тебя страстно желать этого.
Я хотела ударить его еще раз.
На этот раз он поймал мое запястье и сжал.
— Первый был бесплатным. Остальные тебе придется отработать.
Я улыбнулась ему, пока он ждал, что я буду умолять.
— В этом-то и прелесть, что все тебя недооценивают, — сказала я ему. — Люди склонны терять бдительность.
Вывернувшись ровно настолько, чтобы хватило места, я опустила свой острый каблук ему на ногу.
— Блядь! — рявкнул он.
Сегодня на нем были кроссовки. Мне повезло.
Хватка Хьюстона ослабла настолько, что я смогла вырваться. Я сделала всего один шаг, прежде чем он поймал меня и снова подмял под себя. Я была немного ошеломлен ударом спины об автобус — у него было достаточно времени, чтобы восстановить контроль над ситуацией.
— Отпусти меня, — я попыталась высвободиться, но это только высосало из меня всю энергию.
— Или что? — поддразнил он. — Не похоже, что у тебя будет еще один шанс попасть в меня.
Я немедленно прекратила борьбу и заставила свое тело расслабиться:
— Это то, что ты сказал в прошлый раз.
Я подмигнула, и Хьюстон в ответ прижался своими
Теперь обе его руки были свободны.
Они схватили подол моей юбки, прежде чем задрать ее вверх, пока я не почувствовала, как ветер обдувает внутреннюю поверхность моих бедер и не в состоянии охладить жар между ними. В конце концов, я пришла в себя и прервала поцелуй:
— Хьюстон…
— Нет, — прервал он меня и прижался своим лбом к моему. — Не говори больше ни слова, — мы были так близко, что с каждым его выдохом я вдыхала. Мы оставались в таком положении до тех пор, пока желание не пересилило нерешительность. А потом он сжал мои трусики в кулаке. — Черт бы тебя побрал, Брэкстон.
Один грубый рывок, и они исчезли.
Моя кожа горела в том месте, где порвалась ткань, но я быстро отвлеклась на его пальцы. Просунув их между моими нижними губами, Хьюстон притянул к себе мое возбуждение, как будто оно отвечало только ему, а затем он протолкнулся в меня.
— Ох, черт… Я…
— У меня в заднем кармане презерватив, — сообщил он мне. — Достань его.
Его большой палец нашел мой клитор, возбуждая нервы, как будто это был фейерверк на четвертое июля (прим. четвертое июля — национальный праздник дня независимости США). Он не остановился даже тогда, когда говорить стало невозможно. Поскольку я не могла найти слов, чтобы возразить, я изогнула бедра, оседлав его руку.
А теперь мы подходим к той части моей истории, где я изменяю не только свою концовку, но и три других.
— Резинка, — напомнил он мне, прежде чем вытащить из меня свои пальцы и расстегнуть ремень. — Тебя поимеют с ней или без, Брэкстон. Выбор за тобой.
Я вздрогнула при мысли о том, что почувствую его твердым и необузданным внутри себя, но была только одна проблема.
Я ему не доверяла.
Протянув руку ему за спину, я быстро нашла презерватив, пока он расстегивал джинсы и высвобождал свой твердый член. Он был таким длинным и толстым, что у меня перехватило дыхание. Сердитые вены тянулись от выпуклой головки вниз по его члену, пока не достигли ткани его черных боксеров. Я была слишком занята, любуясь его членом, чтобы заметить, когда он забрал у меня презерватив. Как только его великолепный член был обернут латексом, он прижал меня к автобусу.
Мы зашли слишком далеко, чтобы теперь поворачивать назад.
Подняв мою правую ногу на сгиб своей руки, он поднес головку своего члена к моему входу, прежде чем встретиться со мной взглядом:
— Я хочу, чтобы ты знала, что в этом нет ничего личного, — целуя мои губы, он прошептал напротив них. — Это просто бизнес.
Я отбросила его слова прежде, чем успела их обдумать. Я была слишком очарована ощущением того, как он медленно входит в меня. Он не торопился, следя за тем, чтобы я осознавала каждый его щедрый дюйм. Мы наслаждались этим. Наш первый и последний раз вместе.