Сирена [Глубинное течение]
Шрифт:
Несколько лиц обернулось к нему с выражением замешательства и любопытства на лице.
Ладонь варвара легла на рукоять испытанного меча.
— Ну так я — человек, который не пугается одного только имени, кому бы там оно ни принадлежало! — во всеуслышание заявил он. — Конечно, я наслышан о самом ужасном и могущественном колдуне Керсальтиаля, но его имя для меня — не более чем пустой звук! Со мною мой меч, чья сталь искромсает любого колдуна и чернокнижника, и, уверяю тебя, он уже немало преуспел в этом. Я зову его «Проклятием магов», и в аду уже довольно печеных душ, которые присягнут, что это имя дано
Десайлин смотрела на него с неожиданным для нее самой восхищением.
А что было потом, Десайлин?
Я… Я не уверена… мои мысли — они еще путались. Я, кажется, все еще не пришла в себя тогда… Я помню, что держала его голову на коленях так, как будто это было всегда и будет вовеки… Я помню, как смешивались вода и кровь в деревянной чашке, и вода была такая холодная и красная, такая красная… Я, должно быть, оделась… Да, я помню город, и как шла по нему, и все эти лица… все эти лица… Они глядели на меня, глядели украдкой, а иные в упор.
Всматривались — и отводили взгляд, всматривались — и спешили скрыться, всматривались — и смеялись у меня за спиной, всматривались — и громогласно выкрикивали гадости… А иные не замечали меня, просто не видели… И я не помню, что из этого было мне более отвратительно — наверное, все сразу и одинаково. Я ила, шла, шла… Я помню… Мысли мои путаются… Я помню…
Я не могу вспомнить.
Глава 4. МЫ УНЕСЕМ ТЕБЯ
Он поднял голову… и увидел ее, стоящую на набережной, наблюдавшую за ним со странной гримасой напряженности и нерешительности одновременно. От неожиданности Маурсел выругался и вышел из-за своего импровизированного верстака. Девушка казалась призраком, так тихо и неподвижно стояла она и смотрела на него.
— Я… я всего лишь хотела узнать, все ли у вас в порядке, — наконец сказала Десайлин с неуверенной улыбкой.
— Вполне, если не считать проломленного черепа, — ответил Маурсел, пожирая ее глазами.
Когда он очнулся и выбрался из-под обломков мебели в своей каюте той ночью, уже светало. Волосы у него на затылке слиплись от крови, а голова болела так, что довольно долго он просто сидел, тупо глядя перед собой, пытаясь восстановить в памяти ночное приключение. Он помнил, как нечто вошло в его каюту и, дотянувшись до него, отшвырнуло его, как тряпичную куклу. А девушка исчезла — может, ее и в самом деле уволокла та тварь? За себя Десайлин явно не боялась, пытаясь оттащить его от двери…
Или, может, просто кто-нибудь из его парней вернулся и сыграл с ним эту злую шутку? А голова трещит с похмелья?.. Да нет, это — чушь, кому знать, как не ему. Приятели наверняка бы его прирезали, да еще раза три проверили, мертв ли. Как, впрочем, и любое человеческое существо, хоть вор, хоть бывший матрос.
Но девушка говорила, что ее воздыхатель — колдун, и только колдовство могло управлять той тварью с черными крыльями, что ночью посетила каравеллу. А теперь девочка вернулась, и гостеприимство Маурсела оказалось несколько подпорчено неуютным ощущением опасности, сопровождающим ее повсюду.
Должно быть, Десайлин угадала его мысли. Она шагнула назад, словно собираясь уйти.
— Погодите! — неожиданно выкрикнул капитан.
— Не хочу навлечь на вас новую беду.
Этого замечания оказалось достаточно,
— Новую беду! Да провались этот Кейн в ад вместе со всеми своими дьяволами! Череп-то мой оказался крепким для его зверюги, так что если у него ко мне какие-то личные претензии, пусть уж приходит в этот раз сам!
Огромные глаза Десайлин зажглись искренней радостью. Она шагнула к капитану.
— Некромантия истощила его силы, — сообщила она. — Теперь Кейн будет спать не один час.
Маурсел с галантностью помог ей подняться на борт.
— Тогда, может, зайдете ко мне в гости? Доски стругать уже темновато, а мне бы хотелось потолковать с вами. Я, знаете ли, подкопил с прошлой ночи несколько вопросов.
Как и накануне, пропустив девушку в каюту вперед себя, капитан зажег фонарь над дверью и, обернувшись, увидел ее уже сидящей на краешке кресла; она смотрела на Маурсела с настороженным беспокойством.
— Что же это за вопросы?
— Почему?
— Что почему?
Маурсел сделал широкий жест.
— Все почему. Почему вы живете в неволе у этого колдуна? Почему он держит вас у себя, если вы его так ненавидите? Почему вы не можете покинуть его?
Девушка в ответ улыбнулась так печально, что капитан почувствовал себя наивным мальчишкой.
— О, Кейн умеет очаровывать. У него есть свой, особый магнетизм. Глупо отрицать: и его богатство, и ощущение сопричастности его власти удерживают меня возле него. Но мне от этого не легче, нет. Мы встретились, и уж виной тому колдовство, нет ли — не знаю, но я не устояла перед ним. Быть может, я даже любила его когда-то. Но я уже так давно и так яростно его ненавижу, что не могу вспомнить ничего, кроме ненависти. Но Кейн… Кейн продолжает любить меня — на свой лад. Любовь! Из всех страстей, когда-либо его обуревавших, эта — самая мизерная. Его понятие любви претит мне. Так любит собиратель редкостей какую-нибудь древнюю статуэтку в своей коллекции, такое чувство испытывает паук к своей плененной жертве! Я — его статуэтка, его драгоценный камень, его собственность. А кто когда-либо задумывался о чувствах вещи, которой владеет?
Может ли немного забавное признание собственности: «Я тебя ненавижу» — лишить владельца удовольствия владеть?.. Ты спрашивал, почему я не покину его? — Тут голос ее дрогнул. — Во имя всех богов, неужели ты думаешь, что я не пыталась?
В полном смятении ума и чувств Маурсел, не отрываясь, смотрел на скорбное лицо девушки.
— Но почему же вы оставили попытки? Не удалась одна, может, удастся другая. Если вы можете иногда улизнуть ночью на улицы Керсальтиаля, вы можете и выбраться из города. Я что-то не вижу цепи, которая тянется за вами повсюду.
— Не все цепи видимы, — тихо возразила она.
— Слыхал я о таком, да, признаться, не верю. Слабый просто выдумывает себе свои кандалы.
— Кейн не позволит мне уйти.
— Власть Кейна велика, но не беспредельна, как бы ему того ни хотелось.
— Я уже встречала тех, кто думал так, как ты. Смерть прибавляла им мудрости, но слишком поздно.
Зеленые глаза девушки мерцали, как звезды. В них был вызов, насмешка и ожидание. Маурсел не мог противиться чарам ее красоты, ее быстрым, молящим взглядам. В нем проснулся рыцарь. Он расправил плечи и гордо заявил: