Сирена
Шрифт:
На Миллионной Кирш взял извозчика и, очень недовольный собой и всем случившимся, уселся сгорбившись, глубоко засунув руки в карманы.
«И чего я вляпался в эту историю? – упрекал он себя. – Теперь надо сильно подумать, как же быть?»
Положение его было, действительно, неприятно; по тому, что он мог понять из разговора серого человека, он видел, что затевалось что-то нехорошее, и притом в таких сферах, о которых он, Кирш, не думал, что попадет в них. А между тем он попал и так или иначе стал прикосновенен.
Что же ему было делать? Пойти и рассказать обо всем?
Так, сидя верхом на калибре и качаясь на нем по ухабам то в ту, то в другую сторону, барон не знал, на что ему решиться.
Доехав до дилижанса и разместившись в нем, Кирш все еще не знал, что ему делать; но тут глаза его сомкнулись, и он крепко заснул.
До отхода дилижанса было еще много времени.
ГЛАВА VIII
Варгин, расставшись с товарищами и отведя таратайку к чухонцу, решил сесть на Фонтанке в ялик и на нем спуститься в Неву, чтобы по ней прямо пробраться к стоявшей в ее устье яхте.
Он взял двух человек на весла. Ему попались два здоровых мужика: один – совсем молодой, другой – постарше. Они ловко и споро взмахивали веслами. Ялик быстро и гладко скользил по тихой поверхности воды.
Воздух был чист и прозрачен. Поездка, выпавшая на долю Варгина, обещала, по-видимому, одно только удовольствие.
Как бы то ни было, ночью он, хотя и не ложился, но все-таки выспался, и настроение его теперь было самое благодушное и приятное.
«Не потерять бы только как-нибудь бумаги!» – подумал он и достал их, чтобы убедиться, что они все у него целы.
Бумаги состояли из двух пачек и одного отдельного, сложенного в несколько раз листа. Пачки были перевязаны: одна – красной лентой, другая – зеленой. Концы лент соединялись в очень хитрые, красивые узлы и были закреплены сургучными печатями с изображением треугольника, по углам которого стояли древнееврейские буквы.
Варгин оглядел пачки со всех сторон и спрятал обратно в карман. Узнать их содержание, не распечатывая, было нельзя. Сложенный лист – другое дело: стоило только развернуть его.
«Если бы нельзя было посмотреть, что в этом листе, – сообразил Варгин, – его или запечатали бы тоже, или, по крайней мере, сказали бы мне, чтобы я не смотрел».
И он развернул лист.
Это был большой и подробный план какого-то замка, расположенного у соединения двух речек. Все комнаты, двери, лестницы и переходы были тщательно показаны. Надписей не было нигде, и не было обозначено, что это за здание, однако все можно было понять. Подъемные мосты, внешний двор, или коннетабль, службы – все было ясно.
– Да не может быть! – вдруг почти вслух проговорил Варгин. – Неужели это – план будущего Михайловского замка?
Они подходили уже к Неве и были как раз у того места, где впадает Мойка в Фонтанку и где при слиянии этих двух речек возводился по повелению Павла Петровича Михайловский замок.
Прежде здесь стоял построенный Петром Великим маленький деревянный дворец в итальянском стиле. Он назывался царицыным и служил для летнего пребывания. В нем часто жила в теплую погоду императрица Анна Иоанновна, предаваясь любимой своей охоте – стрельбе из лука. Из окон этого дворца она посылала стрелы в летавших птиц.
Елизавета Петровна отстроила дворец заново. Здесь она проживала весною обычно вместе с наследником и его супругой Екатериной Алексеевной, которая родила здесь сына Павла Петровича.
Екатерина, став императрицей, не посещала этого дворца, и он стоял в запустении, оживляясь только при празднествах, устраивавшихся на Царицыном лугу, оправдывавшем в то время свое название благодаря зеленой траве и клумбам с цветами, сплошь покрывавшим его.
Ходили рассказы, что вскоре после воцарения императора Павла часовой, стоявший на часах ночью у Летнего дворца, был поражен внезапным видением: ему явился светозарный муж в блестящих ризах, подобный изображению Архангела, и велел идти к государю и сказать ему, чтобы он на этом месте построил церковь в честь Архангела Михаила. Часовой исполнил все, как ему было сказано, и государь, когда выслушал его, ответил: «Я знаю». После этого он немедленно отдал распоряжение о постройке на месте прежнего Летнего дворца большого каменного замка с церковью Михаила Архангела.
Планы были разработаны с неимоверной поспешностью, под наблюдением самого государя, и было тотчас же приступлено к постройке. Весь кирпич, доставлявшийся в Петербург, скупался дворцовым ведомством. Частные строители не могли найти для себя каменщиков, все они были заняты на строительстве Михайловского замка.
По слухам, замок должен был затмить своим великолепием все дворцы прежнего царствования, отличавшегося, как было известно, блеском и роскошью. За границей для новых воздвигаемых царских палат были заказаны ковры, обойные материи, золотая и серебряная мебель. Скупались картины и статуи.
Обо всем этом знал Варгин, причастный к художественному, тогда еще очень малочисленному миру-Петербурга. Русские художники тоже готовили эскизы для фресок и плафонов. Варгин даже хлопотал, чтобы получить работу в замке, когда начнут расписывать там стены и потолки.
Теперь эти стены были почти выведены вчерне, и на возвышавшихся вокруг них лесах копошилось множество рабочих, с самого раннего утра занятых своим делом.
Как нарочно, гребцы, проходя мимо постройки, сделали передышку, подняв весла, и ялик замедлил ход, скользя только по инерции.
Варгин поглядел на строящийся замок, а затем на план – не было сомнения, это был план именно Михайловского замка: на нем были обозначены две речки, Мойка и Фонтанка, павильоны, манеж и конюшни – все так, как указывали возводящиеся стены.
«Что за странность, – удивился Варгин, – откуда этот план у иностранца, являющегося сюда прямо из-за границы, и почему он поручает немедленно отвезти его на английскую яхту к какой-то леди Гариссон? Что она будет делать с этим планом? В подрядчицы по постройке, что ли, желает она попасть?»