«Сирены» атакуют
Шрифт:
На все ушло не более двух минут.
По их истечении в кабинете не осталось ни души - впрочем, о душе доктора, покинувшей тело, нельзя сказать ничего определенного. Не исключено, что она все еще оставалась на рабочем месте и в ужасе взирала на свое недавнее пристанище.
Незнакомцы проворно сбежали по лестнице в вестибюль, где один на пару секунд задержался. Со стороны могло показаться, что у него возник какой-то вопрос к регистраторше. Вскоре он нагнал товарища, и оба вышли из поликлиники, пересекли темнеющий двор, скрылись под аркой.
Вестибюль был залит ровным электрическим светом. Оконца справочного и квартирной помощи были закрыты заслонками.
Из регистратуры не доносилось ни шороха.
Медсестры-регистраторши не было видно, и не удивительно: она вытянулась на полу, наконец-то сравнявшись с недосягаемым доктором - хотя бы по количеству пуль, засевших в теле.
Медсестры часто страдают комплексом неполноценности - на фоне врачей. Но вряд ли кому-то захочется стать равным небожителям по воле горячего свинца.
…Остапенко обнаружили через двое суток.
Шум подняла почтальонша, принесшая Сергею Семенычу пенсию. Остапенко отличался отменной пунктуальностью. В положенные дни он всегда сидел дома, ждал. Он именно сидел, на табурете, у двери, потому что слышал не очень хорошо. Отстегивал благодетельнице за труды, по чуть-чуть, и та была к нему искренне расположена.
Он жил один, у него не было ни жены, ни детей.
То, что он не отворил дверь на звонки и стук - впервые за много лет, - показалось почтальонше подозрительным. Она насторожилась, хотя никаких серьезных причин для волнения не имела - мало ли, куда ушел пенсионер.
Почтальонша, однако, сочла за лучшее наведаться к соседям.
Заглянуть в замочную скважину она не догадалась, зато догадались они. Видно было чертовски плохо, но в полумраке все же удалось различить запрокинутую руку. Сразу стало ясно, что Сергей Семенович лежит навзничь, в гостиной, потому и виднеется лишь его рука со скрюченными пальцами.
…Вызвали всех, кого касаются такого рода происшествия.
– Как болел, уж как болел, - сокрушалась соседка.
– Все бодрился, а мне намедни сон вышел, что не жилец он…
Но вскоре она умолкла.
Когда стало очевидно, что если сон ее и имел некоторое касательство к случившемуся, то состояние здоровья Сергея Семеныча тут оказалось уж явно ни при чем.
Труп пенсионера представлял собой такое зрелище, что услуги скорой помощи, прибывшей на место, понадобились именно соседке, а не Остапенко. Сердобольную старушку увели под руки и долго пребывали в сомнениях - оставить ли ее дома или все-таки отвезти в больницу.
Сергея Семеновича, как сразу стало понятно, долго допрашивали. Допрос этот включал в себя многие методы, широко практиковавшиеся гестапо и другими родственными службами. Кровоподтеки, выдернутые ногти, следы ожогов. По завершении допроса Остапенко задушили его же собственным ремнем.
В квартире царил разгром, убийцы что-то искали. Если и были следы борьбы, то они терялись среди общего хаоса. Впрочем, вряд ли пенсионер-инвалид мог активно сопротивляться. Случившееся - не имея даже к тому очевидных оснований - незамедлительно привязали к недавней бойне, устроенной в поликлинике, по поводу которой уже вовсю гудел весь город. Не сразу даже вспомнили и осознали, что да - Остапенко, можно сказать, дневал там и ночевал; «компетентным лицам» достаточно было самого факта убийства, совершенного по соседству со злополучным учреждением.
Следствие взяли на контроль в самой высокой инстанции.
Работники прокуратуры готовы были землю рыть, подгоняемые властями всех вышестоящих уровней. Но они так и не успели ничего нарыть, ибо дело неожиданно забрали в ФСБ, а слухам и сплетням постарались по возможности положить конец.
Лишившись подпитки, слухи мало-помалу сошли на нет.
Ребенку известно, что ФСБ весьма неохотно делится своими секретами. Вмешательству госбезопасности никто не удивился, хотя ФСБ объявилась внезапно, как это чаще всего и бывает. Обычные работники следственных органов, обладая отменным чутьем и богатым опытом, с самого первого дня смекнули, что дело гнилое и лучше бы в него не влезать. Заурядным криминалом здесь и близко не пахло.
Никто не станет заказывать заурядного лекаря, участкового терапевта.
Никто не станет драть ногти безденежному пенсионеру, все достояние которого - старенький телевизор да радиола, уже десять лет как безнадежно вышедшая из строя. Единственной драгоценностью покойного была сберкнижка с жалкой парой тысяч рублей на счете.
И никто не будет с бухты-барахты похищать медицинские документы - опять же единственное, что исчезло как из квартиры убитого, так и из поликлиники. Медицинскую карту Остапенко искали везде, и хотя всю регистратуру перерыли буквально вверх дном, но так и не нашли.
Часть первая
ВАЛЕНТИНОВЫ ДНИ
Глава первая
ЛАЗАРЕТ
За Сережкой пришли на рассвете.
Рассвет выглядел серым: всегда был таким - моросил ли дождь, сияло ли солнце.
Сережка не спал, его просто не было. Кто-то выключал свет, чтобы включить его заново через полсекунды. Проходили часы, но Сережка не замечал их. Не только счастливые не наблюдают часов. Из утра в утро ему чудилось, что он только что рухнул на нары; внезапное пробуждение не удивляло его, и не злило, и вовсе не огорчало. У него не было никаких осознанных чувств.
Он не видел пасмурного рассвета, заползавшего в щели; не ощущал сквозняков, не осознавал голода. Голод давным-давно выродился в автоматическое, лишенное каких-либо эмоций желание проглатывать любую субстанцию, хотя бы отдаленно напоминающую пищу. Холод не брал Сережку, температура его тела достигла того минимума, при котором еще ходят и дышат.
Полосатая роба свободно болталась на нем, иногда он в ней даже путался.
За ним явились, когда до побудки оставалось несколько минут. Сережка вскочил, глядя перед собой тупо и равнодушно. Липкий страх, разлившийся по членам, был сам по себе, а Сережка - отдельно. Страх облегал его, как трико, не сливаясь с кожей.