Сирены

ван Ластбадер Эрик

– Да? – сказал он в трубку. Его голос звучал спокойно и уверенно. Узенькие полоски света, просачивавшегося снаружи сквозь щели в плотно задернутых занавесках, падали на его тяжелые, полуопущенные веки.

– Стало быть, ты получил мой скромный подарочек. – Его толстые губы скривились, изобразив нечто отдаленно напоминающее улыбку. – Нет, пират. Его смерть на твоей совести. Ты не выполнил в срок наши требования, что и привело к соответствующим последствиям, – его голос стал жестче. – Не жди, что я поверю в ту чушь, которую ты несешь! Правда? Ты не признал бы правды, даже если б тебя ткнули в нее носом...

Послушай, тебе лучше сделать то, что в твоих силах, пират. Для меня убить – раз плюнуть; смерть для меня ничто. Но... тогда... у меня не будет родины. Ты украл ее у меня, и я обрету ее вновь во что бы то ни стало! Отдай мне ее, пират! Я жду этого от тебя и твоего дружка – американского президента. Вы можете сделать это, и вы сделаете. Однако у тебя осталось в запасе всего шесть часов. Не трать их попусту. Когда они истекут, ты действительно не сможешь уже ничего поделать. – Он повесил трубку. – Эмулер!

Молодой атташе приблизился к нему, пробравшись сквозь множество тел, лежащих вповалку на полу. Эль-Калаам обнял его рукой за плечи.

– Ты сделал то, о чем я тебя просил? Эмулер кивнул.

– Да, я поговорил с остальными, пытаясь убедить их в том, что палестинцы ведут справедливую борьбу, а израильтяне поступают как разбойники.

– Ну и что они?

– Трудно сказать.

Эль-Калаам приблизил свое лицо вплотную к лицу Эмулера.

– Не пудри мне мозги, француз.

– Они... они просто не могут простить то, что вы делаете с ними.

– С ними? – вскричал Эль-Калаам. – Что я делаю с ними? А как насчет того, что сделали с нами? С народом Палестины? Неужели они настолько слепы или глупы, чтобы не понимать, что сионисты заставили нас прибегнуть к крайним мерам? – Его голос был полон страха и ненависти. – У нас нет друзей на Западе. Он весь на корню куплен сионистами. Люди там повернулись спиной к истине.

– Я понимаю ваше тяжелое положение. Вся Франция сочувствует вам.

– Вот мы и посмотрим. Я хочу получить письменное заявление, подписанное тобой, послом и английскими парламентариями, поддерживающее нашу точку зрения. Текст пусть тебя не заботит. Я сейчас дам тебе его.

– Я не...

– Мне оно нужно сейчас. – Эль-Калаам с такой силой сдавил Эмулера, что тот вскрикнул. – Ты отвечаешь за это. – Он встряхнул молодого француза за плечи. – Тебе предоставляется возможность доказать свою ценность в глазах народа Палестины. Другого у тебя не будет. – В его глазах вспыхнули свирепые огоньки. – Не подведи меня.

– Их будет трудно уговорить сделать это, если они вообще согласятся.

– Я не желаю слышать о трудностях, – прошипел Эль-Калаам. – Революции никогда не побеждают легко. Революция – это всегда жертвы, боль, самоотречение. Мы здесь не читаем книги, не изучаем теорию. Мы действуем! Подлинные мы революционеры или нет? – Он не сводил глаз с лица Эмулера, пока тот не кивнул.

– Я не подведу вас.

Рейчел и Хэтер лежали рядом на противоположном конце комнаты.

– Что Эль-Калаам имел в виду, когда сказал, что нашел твое слабое место? – спросила девочка.

– Он говорил о том, что может сломать меня с твоей помощью.

– С моей помощью? Как это?

– Если он причинит тебе вред так или иначе. Сделает тебе больно.

– Это правда?

Хэтер отвернулась и взглянула в сторону

Эмулера, поднимавшегося с пола.

– Ты не хочешь говорить мне, – настаивала Рейчел, – но ты должна. Ложь не поможет мне сейчас... она не поможет никому из нас. Что произойдет с нами, если мы перестанем доверять друг другу? Тогда они заберут у нас все. Мы останемся ни с чем.

Слабо улыбнувшись, Хэтер сжала руку девочки и вздохнула.

– Я не хотела говорить тебе этого, но сейчас скажу. Когда Джеймс отдал свою жизнь, чтобы спасти твою, я не понимала, почему он это сделал. Я ужасно разозлилась. «Какое нам дело до нее?» – думала я. Меня заботила только судьба Джеймса. Я хотела, чтобы он бы жив и остался со мой.

– И когда он сказал, что каждый в своей жизни должен сделать выбор, я не понимала, о чем он говорит. Однако теперь мне кажется, что я понимаю. – Она отвела со лба волосы связанными кистями рук.

– Да, – тихо промолвила она. – Я думаю, он может сломать меня, используя тебя.

– Не дай ему сделать это, – торопливо отозвалась Рейчел. – Что бы ни случилось, он не должен сломать тебя или меня. Разве не ты говорила мне, что мы должны держаться до конца? Что мы должны бороться?

– Да, но...

– Никаких но, – яростно перебила ее Рейчел. – Я не шучу. Мой отец не поддастся требованиям какой-то группы террористов. Неужели ты веришь в то, что он стал бы, даже если б мог, разрушать государство Израиль, чтобы спасти жизнь своей дочери? – Она покачала головой.

– Что же тогда будет?

Рейчел взглянула на нее.

– Мы умрем, если Эль-Калаам сможет выполнить свою угрозу.

– Я думаю, он так и сделает. – Хэтер посмотрела вверх на черный потолок. – Господи, – прошептала она. – Впервые в жизни я размышляю о собственной смерти. – Она взглянула на Рейчел. – Мы должны выбраться отсюда. Но я не знаю, как нам это удастся без чьей-либо помощи.

– Возможно, нам не придется делать это, – возразила Рейчел. – Если мой отец поможет нам.

– Но как? Ты только что сказала, что он не сделает ничего...

– Я не говорила ничего о том, что он не постарается спасти нас. – Она кивнула, словно подтверждая свои слова. – Он обязательно попытается.

– Когда это по-твоему произойдет?

– Перед самым истечением срока ультиматума. Только тогда – не раньше и не позже. Возможно, он нанесет отвлекающий удар. Мы должны быть готовы.

– Но как он это сделает?

Рейчел откинула голову назад и закрыла глаза.

– Этого я не знаю.

* * *

Лиза-Мария положила в маленькую белую картонную коробку все требуемые ингредиенты, за исключением одного, но очень важного.

– Вся эта магия – «моджо» – так или иначе связана с сексом, – сказала она, перегнувшись через прилавок под взглядом желтых глаз казалось безразличного ко всему Мануса. – Ты должна раздобыть квадратный дюйм материи от шелковых чулок. Не нейлоновых, заметь, а шелковых.

– Это несложно, – ответила Дайна, в чьем сердце все ярче разгоралась жажда убийства. – Там, где я живу, сеть магазинов, в которых их продают.

– Нет, нет, дитя, – Лиза-Мария помотала головой. – Новые чулки тебе совершенно не годятся. Они должны быть поношенными. Понимаешь? На них внутри должны быть женские соки, однако не твои, а чьи-то еще.