Сириус. Книга 2. Предстояние
Шрифт:
– Со дня на день пришлют младшего сержанта тебе в помощь. Я надеюсь, что дисциплина во вверенном вам взводе улучшится.
– Так точно! – выпалил Фурсунов, слегка озадаченный этой новостью.
От майора не ускользнуло, какие чувства обуяли подчиненного. Он знал, что это подстегнет его. Этот узбек любит главенствовать, любит дух соревнования, появление другого сержанта будет ему полезно. Больше начальство здесь ничто не держало, и майор вышел из расположения роты.
Сержант еще некоторое время, серьезно задумавшись, стоял перед шеренгой ребят. Потом словно очнулся, пронизывающе посмотрел на Сергея и скомандовал:
– Вольно!
Сергей последовал за ним в каптерку, которая располагалась недалеко от поста дневального. Каптерка была для солдата чем-то вроде золотоносной жилы для золотоискателя. Здесь находились закрома подразделения. Все от обмундирования до спальных принадлежностей было аккуратно разложено по полкам. Сержант явно был зол и некоторое время, как показалось Сергею, подбирал нужные слова.
– Что мне прикажешь теперь делать с тобой после вчерашней выходки, а, Воронцов? – стараясь быть спокойным, спросил сержант.
– Да я… – неуверенно начал Сергей, но сержант его перебил:
– Что ты мямлишь? Мне из-за тебя всю плешь сегодня проели. Ты обидел уважаемых людей. Интересно, если бы и я там был, то ты сделал бы то же самое?
– Безусловно! – решительно ответил тот.
Сержант прищурился, наклонил голову и пристально посмотрел на Сергея, который даже не постарался отвести взгляда. От этого взгляда сержанту стало не по себе. Ему на ум внезапно пришло, что Воронцов очень крепкий орешек и сломать его будет нереально. Кореец, как всегда, был прав. За его внешней податливостью скрывалось истинное лицо, которое никак не удавалось рассмотреть. Сержанту поручили нелегкую миссию по доведению до Воронцова решения сегодняшнего сбора. Он сам был, как ему казалось не трусом, но сегодня ему было немного жутковато. За этими таджиками, которых унизил Воронцов, кто-то стоял, а кто, сержант не знал и знать не желал. Воронцов по своей дурости влип в это дерьмо, которое теперь необходимо было разгребать. Столько подняли шума из-за какой-то ерунды, а закончиться все может не в пользу сержанта. Курсант – его подчиненный и отвечать за него придется самому.
– Так вот, Воронцов, тебе придется выкручиваться. Тебе еще служить и служить, а от этого будет зависеть твоя дальнейшая служба. Ты, вероятно, слышал, что иногда солдаты не становятся старослужащими, а бывают до дембеля обтиркой для сапог, – издалека начал сержант.
– Знаю! Давай, товарищ сержант, конкретно выкладывай какую информацию нужно до меня донести? – перебил его Сергей, уже начинающий раздражаться.
От такой фамильярности сержант опешил, но, стараясь быть невозмутимым, продолжил:
– Конкретно, значит, конкретно. Тебе придется участвовать в бойцовском поединке. Поединок не совсем законный, но я думаю, что наше высшее командование знает о существовании таких поединков.
– Не понял?
– Что ты не понял? Короче говоря, драться будешь. У нас здесь проходят турниры по рукопашному бою. Где проходят и как проходят, я не знаю, потому что не участвовал, а это мероприятие очень тщательно законспирировано. Знаю только одно – хорошие бойцы на вес золота, а ты ухитрился как-то показать себя, – съехидничал сержант.
– Ничего себе! А если я откажусь?
– Тогда ты автоматически становишься, как я уже говорил, вечно молодым, а вместо тебя заставят драться меня. Не знаю, какой из тебя боец, но из меня боец неважный. Так ты, я понимаю, решил отказаться?
– Да нет! Просто удивляюсь тому, что здесь происходит. Уже не в первый раз создается впечатление, что служишь не в Советской армии, а живешь не в СССР.
– Что ты вообще знаешь про СССР? Ничего! Я жил в Средней Азии и ничего похожего на то, о чем говорят и пропагандируют, не видел. Там, как и до революции, законы устанавливают те, у кого уйма денег, и они же правят. Остальное окружающее – это красиво созданные декорации. Тех, кто выступает против существующей системы, перемалывают в труху. Ты понял, к чему я клоню?
– Конечно.
– Ничего ты не понял! Ведь тебе драться придется! Короче, место и время назначат, а про разговор забудь и никому не вздумай рассказать. Одно обещаю: за то, что согласился, буду ходатайствовать перед майором, чтобы он дал тебе увольнительную в любое удобное для тебя время. Кстати, не подумай, что я откупаюсь. Просто мне по-человечески тебя жалко. А теперь иди и держи рот на замке.
Сергей молча вышел из каптерки и направился в курилку. Он даже не заметил, что почти весь личный состав учебного взвода уже была в казарме. Только тогда, когда были сделаны первые глубокие затяжки, и обжигающий сигаретный дым достиг легких, а по организму разлилось умиротворяющее тепло, он сообразил, что наступило обеденное время.
По указанию командира гарнизона, учебный взвод должен был ходить в столовую строевым порядком, с песней или под бой барабана. Все смеялись, что им оставили альтернативу. С песней никто ходить не хотел, поэтому всеобщим голосованием избрали барабанщика. Барабанщиком был назначен белорус Грубень Гриша. Он старался изо всех сил, но всегда сбивался с ритма. Его лицо при этом выражало такое страдание, что создавалось впечатление, что он с минуты на минуту расплачется. Ребята молча меняли ритм ходьбы, постоянно подстраиваясь под нескладный бой барабана, но никогда не осуждали его, так как барабанщиком никто быть больше не желал. Между собой его называли просто «барабан».
Вот и сейчас взвод по команде сержанта и под нестройный ритм двинулся в столовую. Над плацем, который пересекал взвод, разнеслось гулкое эхо ударов. Все молча улыбались, так как звук напоминал удары шамана в бубен у вогульских народностей.
В столовой все шло согласно заведенному порядку. Каждому подразделению были отведены свои столы. Раздатчики пищи разносили кастрюли с едой и столовые принадлежности. На этот раз учебному взводу не досталось ни одной ложки. Когда суп был разлит по тарелкам, подошел сержант Фурсунов и приказал:
– На прием пищи выделяется десять минут! После этого выходим на построение! Кто не успеет, тот получит наряд вне очереди.
Сам сержант ел отдельно с другими сержантами за соседним столом. После его команды все засуетились. Наряд вне очереди получить никто не хотел, да и есть, как всегда, хотелось жутко. Но ложек так и не было. Дежурные по кухне ссылались на то, что столовых приборов на всех не хватает, потому что одновременно питаются много других военнослужащих. Ребята без ложек старались пить суп через край, но он был очень горячий и обжигал рот. Каша тоже была перегрета до такой степени, что есть ее губами было невозможно. Кто-то пытался подцеплять ее куском хлеба, но тот крошился и ломался, а ребята, торопясь, уже хватали кашу руками и, снова обжигаясь, роняли ее на пол и обмундирование.