Сирия - перекресток путей народов
Шрифт:
Снова направляемся в Эль-Карьятейн, боясь сбиться с пути. У заправочной колонки нас оживленно прпветствуют. Здесь беспокоились в связи с песчаной бурей. Я чувствую себя перед стариком несколько смущенным, но он не разыгрывает из себя победителя, а, наоборот, подзываем подростка — это тоже его сын — и велит ему сесть на трактор и поехать с нами, чтобы потом помочь. Как же он вернется, спрашиваю, ведь трактор останется у бедуинов! «Малеш, — говорит он, — наверняка будет оказия, если не завтра, то послезавтра». Я молча выслушиваю эти рассуждения, говорящие о том, как арабы понимают время, и об их гостеприимстве. Еще много воды утечет, прежде чем я постигну образ мыслей людей этой земли.
Опять многословное прощание, и опять мы возвращаемся в пустыню. Я внимательно слежу за тем, как хал накануне. Без особого труда нахожу то место, где пернул на восток, как показал пастух. Водитель трактора качает головой, поняв, что мы изменили направление. Еще бы несколько километров — и я заметил бы башню. Слишком поздно; по-видимому, пастух все-таки неправильно
«Во имя Аллаха, милостивого и милосердного нет бога, кроме Аллаха единственного, который не имеет себе равных. Абдаллах Хишам, повелитель верующих, коего бог наградил, приказывает возвести это здание в месяце раджаб в году 104». Когда Хишам в 727 году отдал этот приказ о строительство дворца, он был властелином государства, простиравшегося от Испании до Индии. Никого не было могущественнее его, истинного внука бедуинов. Богатство и блеск излучала миру столица его государства — Дамаск. Из дальних концов земли приходили люди полюбоваться ее великолепием. Но Хишам оказался настоящим потомком сынов пустыни. Он пытался бежать от людской толпы, от мирской суеты, полный недоверия и подозрительности к домам. Он ушел в пустыню, где надеялся обрести покой, — подальше от лихорадочной жизни столицы, поближе к своим бедуинам, которые чувствуют так же, как он.
Но место, которое Хишам избрал для дворца, в те времена выглядело иначе, чем во время моего посещения. Уже более чем за полтысячелетия до Хишама трудолюбивые руки создали посреди пустыни цветущий оазис. В первом столетии нашей эры арабское население Пальмиры сделало на горной реке Барде, протекающей в 17 километрах от дворца, запруду, перекрыв реку каменной стеной, которую и сейчас еще можно видеть; возникло водохранилище. Пространство между двумя параллельными степами, выложенными из больших квадратных плит тесаного камня, было заполнено мелкими камнями и щебнем. От этого водохранилища шел подземный канал к большой цистерне, находящейся поблизости от будущего дворца. Боковая сторона квадратной цистерны была предположительно 60 метров, глубина — 4–5 метров. С помощью этого ирригационного сооружения в пустыне появился оазис. К сожалению, других построек, сделанных руками жителей Пальмиры, не сохранилось. Позднее, уже в византийский период, здесь были воздвигнуты строения, от которых осталась только высокая башня — объект наших долгих поисков. Эта башня образует ныне северо-западный угол омейядского дворца.
Отчетливо вырисовываются фундаменты каменных стен дворца, свидетельствующие о его квадратной форме. Строго геометрическое членение этого сооружения говорит о пристрастии арабов к симметрии. Длина наружных стен дворца — примерно 70 метров. На каждом углу, за исключением уже упомянутой северо-западной башни, возвышалась мощная круглая башня. Такие же башни были построены также посередине каждой степы, по они выступали из-за стены лишь наполовину. Ворота на восточной стороне были схвачены двумя такими полубашнями. К очень высокой когда-то наружной степе — высота ее, должно быть, достигала 28 метров — примыкали расположившиеся на двух ярусах 120 жилых комнат. Все, комнаты имели выход во внутренний двор, на широкую галерею, которая также двумя ярусами опоясывала этот двор. Раньше дворец был окружен зверинцем. Этот идеальный план арабского дворца стал образцом для многих сооружений более позднего времени — великолепных крепостей и замков, воздвигнутых в период расцвета Кордовского халифата в Испании. (Даже арабское слово «аль-каср», что значит «замок», превращается в «алькасар» — для обозначения того же понятия в испанском языке.) Но влияние арабского строительного искусства распространилось не только на Испанию. Фридрих II, внук Барбароссы, германский император и король Сицилии, был очарован культурой Востока, с которой он познакомился в странах Средиземноморья и во время крестовых походов на Ближний Восток. В стремлении приобщить свою страну к этой высокой культуре он приказал построить в Сицилии много дворцов по образцу арабского строительного искусства, и они оказали влияние на мастеров — строителей средневековых орденских укрепленных замков.
На следующий день я сравниваю великолепно выполненные реконструкции отдельных частей дворца в дамасском музее с моими впечатлениями. Умелые руки снова сложили здесь осколки обнаруженных во время раскопок мозаичных орнаментов в длинные настенные фризы, восстановили отдельные части колоннады.
Наряду с залом были реконструированы входные ворота с огромными полубашнями, причем удалось использовать многие оригинальные части. Детали из отделочного гипса украшают прямоугольные поверхности с вклиненными в них башнями. Что касается орнамента, то здесь посетителя поражает еще одна, особая деталь историко-искусствоведческого плана. В отличие от мечетей этого периода, содержание мозаик которых, как мы уже видели, ограничивалось изображением природы и архитектурного ландшафта, то есть изображением того, что окружает человека, светская архитектура того же периода изображает самого человека.
Уже у входных ворот пришедшего приветствует бюст халифа. Над ним — сидящая пара, художественное изображение которой явно заимствовано с надгробных фигур Пальмиры. Рядом расположились несколько обнаженных до пояса женских фигур. Во внутреннем дворе также находился фриз с рельефным изображением всадника размером выше человеческого роста, многих мужских и женских фигур.
Но самое сильное впечатление производят две огромные фрески, обе более 10 метров высотой и 4,5 метра шириной, также выставленные в музее, и не как настенные панно — они были найдены на полу дворца. Одна фреска изображает женщину с обнаженным бюстом, держащую в руке платок с фруктами, — по всей вероятности подражание древним изображениям богини плодородия; два фантастических морских существа играют вокруг нее. Другая изображает халифа на охоте, мчащегося в стремительном галопе на лошади. В левой руке он держит лук, а правой натягивает тетиву и направляет стрелу. Над изображением халифа можно увидеть двух женщин-музыкантш, укутанных в развевающиеся одежды фиолетового цвета. Игрой на гитаре и флейте они занимают гостей, пока не возвратятся охотники.
Таков, значит, был Хишам, повелитель верующих, которого наградил Аллах. Я очень рад, что встретился с ним здесь, в музее, и там, в пустыне, на развалинах его замка. Уже уходя из музея, встречаю директора и рассказываю ему, что побывал во дворце в пустыне. Он задумчиво покачивает головой. «Вы довольны поездкой?» Я не колеблясь отвечаю: «Да, это была незабываемо прекрасная поездка!»
Другие находки из дворцов того времени тоже характеризуют Омейядов как жизнерадостных властителей, и ничто не говорит о тех пуританских чертах, которыми их наделяют представители различных исламских течений более позднего времени, вплоть до наших дней. Примерно в 80 километрах от Аммана, в иорданской пустыне, стоит Каср Амра, небольшой охотничий замок с купальней, построенный Валидом I между 711 и 715 годами. Так как строительным материалом для постройки дворца служил красный песчаник, то арабы назвали его «маленьким красным замком». Здесь еще сохранилась прекрасная настенная живопись. Она изображает сцены охоты, а также группы танцовщиц и купальщиц, и, по-видимому, художники, создавая эти натуралистические произведения, не испытывали страха перед наказанием. Таким образом искусство того времени обстоятельно рассказывает нам об усладах властителей и лгало что о жизни тех, кто создавал им условия для наслаждений. Есть даже изображение самого легкомысленного из династии Омейядов — Валида II, прославившегося, несмотря на запрет Мухаммеда, как непьянеющий пьяница, охотник и поэт, который устроил попойку на святом камне Каабы в Мекке, Но нет ни одной картины, где были бы показаны крестьянин на пашне, пекарь в пекарне, виноградарь, выжимающий сок из винограда, каменщик, строящий дворец. Жизнь народа не была объектом, достойным воплощения в искусстве.
Культурные достижения арабов
То, что такие слова, как мокко и дамаст, арабеска и арак, халиф и минарет, — арабского происхождения, знают все. Но что такие слова, как бушлат, шапка, блуза, алкоголь, карусель, шах, чек, алгебра и цифра, заимствованы из арабского языка или через арабов попали в Европу, известно немногим. Значительное количество слов арабского происхождения в европейских языках говорит о том, что арабское влияние на европейскую культуру отнюдь не ограничивается только влиянием на архитектуру.
Выдающиеся достижения арабских завоевателей в культурной и научной областях объясняются различными причинами. Наиболее существенные из них — интерес и терпимость к культурам захваченных ими обширных территорий, уважение к научным исследованиям, стремление к знаниям. В то время как апостол Павел с упреком вопрошал своих христианских братьев: «Не обратил ли бог мудрость мира сего в безумие» — и в то время как еще в 1209 году синод в Париже запретил монахам заниматься изучением естественнонаучных книг, Коран советовал искать знаний с колыбели до могилы и учил, что обучение наукам молитве подобно. В то время как патриарх Александрийский велел закрыть всемирно известную библиотеку, изгнать ее ученых, а книги сжечь, у арабов приобретение книг стало страстью, а обладание ими — символом общественного положения. По всему миру разъезжали агенты арабов, имея при себе громадные суммы денег, чтобы закупить наиболее ценные сочинения. Книги взыскивались с побежденных в качестве военной контрибуции. Книги собирались как музейные экспонаты, но гораздо важнее то, что их переводили. Переписчики, переплетчики и прежде всего переводчики принадлежали к самым уважаемым и самым высокооплачиваемым подданным государства. Халифы ценили переведенные с иностранных языков книги на вес золота. В больших городах создавались специальные ведомства переводов. Одним из первых указов Омейядов был указ о постройке бумажной фабрики. Принц Омейядов Халид бен-Джезид, который чувствовал себя обойденным в престолонаследовании, сконцентрировал свои средства и честолюбие на том, чтобы способствовать развитию науки и культуры: он стал первым меценатом средневековья, щедрым заказчиком переводов и исследований.