Сирийская жара

Солнце всходило над сирийским Рас-эль-Айном, как и сотни лет назад. Октябрьское, все еще горячее, но и оно не способно было пробиться сквозь пыль, поднявшуюся к небу после артиллерийского налета. Словно город оказался слепленным из песка и к тому же попал в зону невесомости. Ни стен, ни улиц, ни крыш, только бежевая беспросветная мгла, повисшая в воздухе…

Но пыль все-таки осела на землю. Вместо нее к небу потянулся черный дым от занявшихся пожаров в нескольких районах города. Дома несчастного городка и так посечены осколками и пулями, а теперь выбоин добавилось. Кто-то

Жители, затаившиеся во время налета в подвалах своих домов, теперь привычно и торопливо собирали пожитки, понимая, что вскоре последует наземное наступление. Это было паническое и очень поспешное бегство тысяч и тысяч людей. Турки едва ли будут действовать гуманнее, чем игиловцы.

Их ненависть к курдам, выросшая и созревшая, бросила черные горькие семена готовности к геноциду. Так они не единожды резали греков и евреев, так уничтожали армян. Кстати, именно в Рас-эль-Айне, тогда еще входившем в Османскую империю, в начале двадцатого века находился концентрационный лагерь для армян, где были уничтожены тысячи людей.

Совсем рядом с сирийским Рас-эль-Айном находится турецкий Джейланпынар, и там мир, хоть и танки М60, и БТРы М113, и грузовики с солдатами заполонили улицы такого похожего на сирийский городка. По одну и по другую стороны границы живут родственники, разделенные разорвавшейся на многие части Османской империи.

Курды и арабы из Рас-эль-Айна не в силах противостоять авиаударам, однако ответили они незамедлительно, обстреляв приграничные районы Турции.

Рас-эль-Айн почти не менялся за годы. Так бы и шла там тихая жизнь от намаза к намазу, с вечерними посиделками арабов и курдов – соседей, отдыхающих за нардами и приторным чаем после жаркого, сорокаградусного дня, за тягучими мужскими провинциальными беседами обо всем и ни о чем.

Но начались восемь лет назад беспорядки в Дамаске, инициированные извне и переросшие в гражданскую войну, затем возникла новая напасть – черный халифат, накативший на Сирию и начавший рушить жизнь, перемалывая в своих жерновах людей, города, веру и надежду. И в самой Сирии, и в соседнем, уже исковерканном войной и американской коалицией Ираке.

Южные ночи стали еще темнее из-за взорванных обесточенных электростанций. Города, погрузившиеся во мрак из-за бесноватых игиловцев, обесточились и в духовном смысле, утратив радость и желание жить. Те, кому удалось бежать, очутились в лагерях на территории Турции, без крова, без перспектив. Люди погрязли в депрессиях и отчаянии.

Площади сирийских городов, захваченных игиловцами, превратились в место кровавых казней неверных, неугодных, не соответствующих законам черного псевдохалифата. Однако в Рас-эль-Айне уже в 2013 году курды YPG [1] все же выбили боевиков «Ан-Нусры» и контролировали город до начала нынешней турецкой военной операции «Источник мира».

Именно так и выглядит в турецком понимании «источник мира» – бомбежка сирийских городов, а затем танками утюжить тех, кто уцелел, объявив их поголовно террористами. И выбрали они именно эти два объекта – Рас-эль-Айн и Эт-Тель-эль-Абьяд – для первых ударов, поскольку именно там легче было добиться военных успехов с наименьшими потерями.

Арабы, живущие в этих городах и их окрестностях, присоединившиеся к курдским силам, согласились не только воевать с ними плечом к плечу против правительства Сирии, против игиловцев и иже с ними, но и смирились с существованием Сирийского курдского независимого государства внутри Сирии, созданного наподобие Иракского Курдистана. Арабы оказались не так добротно вооружены и не так хорошо приспособлены к войне, чем более опытные курды, обкатанные многолетними стычками с турками и позже с игиловцами. Турция решила нанести удар в первую очередь по этому слабому звену.

…И снова поднялась пыль, когда в город устремилась тяжелая техника. Курды вместе с арабами встретили их ответным огнем. Завязался бой. В одном из БТРов вместе с группой десантников ехал молодой лейтенант Савас Йылдырым в новеньком камуфляже, выданном личному составу.

Еще совсем недавно офицер окончил Кара харп окулу [2] в Анкаре, стал командиром взвода и вот – сразу в бой. На рукаве камуфляжа кроваво-красный турецкий флаг, над БТРом на древке развевается такой же, огромное полотнище которого видно даже через пыль и выхлопы отработанных газов.

Савас храбрый парень. Он осознает, что сообразительнее других, понимает и одобряет имперские намерения руководства страны. Ему хочется гордиться великой Турцией, а не тем, что от нее осталось. И он стремится поквитаться наконец с надоедливыми курдами…

Формально их надо только оттеснить от границы. Формально. Ведь не станут же пересчитывать, скольких оттеснили, а сколько из них остались в каменистой земле, сброшенные в общие ямы. В конце концов, курды же будут оказывать отчаянное сопротивление.

Мысли о сопротивлении Савас гнал от себя с содроганием. То, что курды – воины, не вызывало никаких сомнений, хотя в душе и поднималось негодование и нежелание признавать это.

Гораздо проще воспринимать курдов как капризного ребенка посреди магазина, который бьется в истерике на полу между стеллажами с игрушками. Каждый от души хочет дать ему шлепков. И Иран, и Турция, и Сирия. И тем не менее истерит он мастерски.

Сначала ребенок получил монеты от сердобольной тетушки в лице России, затем оседлал прижимистого дядюшку из Штатов. А в итоге ребенок уже вымозжил для себя часть территории Ирака и узаконился там. Туда же, в горы Кандиль, туркам удалось спихнуть и свою «дитятю» – злосчастную РПК [3] .

Йылдырым помнил с детства теракты, устроенные боевиками РПК в Турции, бесконечные упоминания их лидера по телевизору. Его имя, как назойливая пчела, все уши прожужжало: Оджалан, Оджалан, Оджалан. Он уже давно сидит в Имралы, получив пожизненный срок, однако все еще эхом звучит его имя и нисколько не утихла деятельность его боевиков.

Лейтенант предпочитает не думать о том, что турки травили курдов газом, лишали собственного языка и национальности, упорно называя их «горными турками» и самих курдов пытаясь убедить в этом.