Сирийский армагеддон. ИГИЛ, нефть, Россия. Битва за Восток
Шрифт:
Максим Шевченко:
Касательно «глобального исламского проекта» России. Я считаю, что это достаточно опасная иллюзия. Исламский мир гораздо древнее России. И Россия – это не только ислам. В силу чего следует говорить не столько об идеологическом, сколько о дипломатическом проекте. И в словах Президента России говорится лишь о том, что «Россия тоже является частью исламского мира», а вот дальше всё упрётся в противоречия между лидерами стран исламского мира и России, в проблемы с финансовым лобби, которое, начиная с начала 1990-х годов захватило финансовую и во многом – экономическую структуру России. И мы должны понимать, что это лобби закрыло окно для исламского банкинга в России и уничтожило
Я считаю, для того, чтобы эти «дешёвые» деньги, деньги Залива – полностью пожирал Запад. Китай пытался в них «запустить лапу», но сумел договориться только с саудитами. По моему мнению, например, уничтожение партии Исламского Возрождения Таджикистана – это часть договорённости Рахмона с его китайско-саудовскими спонсорами. Саудовской Аравии совершенно не нужны ихваны, их идеологические конкуренты, а Пекин, особо не разбираясь в деталях и будучи заинтересован в отношениях с Эр-Риядом, сказал Рахмону «уничтожить любой исламский фактор».
Рахмон посмотрел: кого уничтожать? Есть законопослушная парламентская партия, можно её спокойно принести в жертву. В итоге Таджикистан открыл дорогу гораздо более радикальным силам, которые теперь просто сидят и ждут, когда Рахмон наделает ещё каких-нибудь глупостей.
Поэтому я считаю, что проект России должен носить дипломатический, экономический, военно-технический характер, но никак не идеологический – не надо учить мусульман на Ближнем Востоке, как им «правильно» исповедовать ислам.
Владислав Шурыгин:
Давайте посмотрим, что было два месяца назад. Месяц назад позиция американцев была следующая: Асад должен уйти, никакие переговоры с ним невозможны. Падение Дамаска было вопросом времени, ему давали три, максимум четыре недели. Что получала Россия после падения Дамаска?
Мы потеряли бы полностью все остатки своего авторитета и даже присутствия в Средиземноморье это громадное геополитическое поражение. После того, как мы пришли, произошло следующее: тут же поменял тон Обама, он стал допускать при определенных условиях сохранение Асада.
Поэтому наша первая задача – жёстко зафиксировать ситуацию с сохранением власти Башара Асада для всех участников конфликта, и только после этого договариваться о мире и новых выборах. Далее, при нашем посредничестве, возможна передача власти от Асада той группе, которая нам лояльна.
Но я соглашусь с Александром Нагорным и Виталием Аверьяновым: если здесь, внутри России, не будет обеспечена политическая стабильность, не будет изменен либеральный курс, мы не сможем не достигнуть своих геополитических целей в Сирии. К сожалению, есть древняя поговорка о том, что осёл, груженный золотом, может быстрее захватить город, чем армия, вооруженная копьями. Десятки американских «ослов с золотом», топчутся сегодня перед нашими границами в поисках дверей. Эту нашу внутреннюю слабость я считаю основной угрозой.
Олег Розанов:
Я бы хотел сказать, что именно сейчас в Сирии рождается тот самый многополярный мир, о котором все говорят. Мы, в сегодняшнем обсуждении как-то не коснулись темы Китая. Мы не упомянули недавние, совершенно странные, учения Китая в Средиземном море, его жёсткую антиамериканскую позицию по сирийскому вопросу в ООН. Очевидно, что Россия, вмешавшись в конфликт, как минимум, консультировалась с Китаем, а возможно, и получила какие-то гарантии со стороны Китая. И план этот явно разрабатывался
Сергей Глазьев,
академик РАН:
Нынешняя ситуация невольно сравнивается с Афганистаном. Вот три позиции, которые сегодня уже намечены нашим «круглым столом»: 1) это ловушка; 2) мы сильны, мы крепки, наш президент знает, что делает, победа будет за нами! 3) всё, что происходит сегодня с нашей страной (а положение у нас намного хуже, чем было в СССР перед 1991 годом), – это «варение лягушки на медленном огне», нас пытаются уничтожить, но исподтишка, не форсируя события. В этом, третьем варианте, влезли бы мы на Ближний Восток, не влезли бы – всё равно нужна развязка. В условиях управляемых извне кризисов нам удобнее и выгоднее действовать когда они становятся неуправляемыми. Мне даже кажется, что может это был спонтанный шаг нашего руководства, спонтанный, неординарный шаг, в ситуации, когда нас обложили со всех сторон. Шаг, сбивающий с толку наших оппонентов, привыкших действовать по заранее выверенным стратегиям, лекалам.
В любом случае – что произошло, то произошло. В идеале, конечно, было бы месяц-полтора повоевать, постараться втянуть в коалицию максимальное количество стран, завязать их на этом, чтобы стать одними среди многих и отойти в сторону. Но дали бы нам это сделать? Вряд ли.
Может ли Россия добиться успеха, в той роли, которую она сейчас выбрала для себя в Сирии? Мне кажется, это очень сложно – особенно, имея в виду враждебное нашей стране глобальное медиапространство. В наших силовых структурах с информационной борьбой дело обстоит плохо, нет консолидации, нет планирования информационных операций, нет специального органа в масштабах всей страны отвечающего за такого рода «информационные войны». В этом аспекте против нас противник особенно силен, особенно если его медиа-возможности сочетаются с возможностями спецслужб, а это взаимодействие Западом отлажено практически в совершенстве.
Александр Нагорный:
Главный наш противник в Сирии – не ИГИЛ и не ан-Нусра, а Соединенные Штаты Америки. И все, что мы делаем и будет делать, наталкивается на эту глыбу.
При этом целью действий Кремля, насколько можно судить, является не победа над ИГИЛ, а достижение каких-то договоренностей с американцами. Все заявления, которые мы слышим от Генерального Штаба, с телевидения – постоянно идут заверения о том, что мы будем совместно с американцами чего-то там делать… С такими настроениями – не побеждают.
Все мы знаем, на чем базируется стратегия США. Это так называемая «стратегия Анаконды». Она заключается в замыкании вокруг России враждебного кольца, провоцирующего конфликты по всему периметру наших границ и «удушению» в этих конфликтах, что мы видим на примере Украины. Силы наши сегодня не равны и единственная выигрышная стратегия для обороняющейся стороны, то есть для России – взрывать эту ситуацию. Выход в Сирии – не просто возврат России на мировой геополитический уровень, это как раз реальная возможность такого «взрыва ситуации». Конечно, тут масса рисков, будет вал провокаций и связанных с ними информационных «вбросов». Этого не стоит бояться, мы должны навязывать свою инициативу. Если проанализировать, какие заявления делают сейчас Госдеп, Пентагон, президент Обама – это все разные заявления, у них пока нет единого плана, единой ответной стратегии на действия России, и мы должны этим пользоваться.