Сирота с Манхэттена
Шрифт:
– Ты заметила, – шепнул Гийом, – что дрессировщик привязал к его передней лапе бубен?
– Да! И он наверняка научил животное на нем играть, – отвечала Катрин.
Мгновение – и полилась ритмичная, веселая музыка. Дрессировщик исполнял польку на гармонике, скрипач ему подыгрывал. Послышались одобрительные возгласы, дети захлопали в ладоши.
– Танцуй, Гарро! – приказал Альфонс Сютра, звучно раскатывая звук «р».
Медведь принялся кружиться на месте. Он качался, приоткрывая пасть, хотя кожаный намордник с него снять и не подумали, потом стал бить в бубен.
Гром
– А он мне нравится! – Колетт прыснула. – Может, и свидимся как-нибудь в Нью-Йорке.
И она заговорщицки подмигнула Катрин. Молодая женщина ответила легкой улыбкой. Она радовалась, что у Элизабет хорошее настроение. Малышка же настолько расхрабрилась, что вскочила и вошла в круг, образованный Леонаром, Полем и двумя девочками. Гийом тоже залюбовался оживленным личиком своей принцессы. Ее темносиняя саржевая юбка порхала вокруг ножек с круглыми коленками, черные прядки выбились из-под ситцевого чепца. Беззаботное выражение лица придавало девочке еще больше очарования.
9
Диалект, местное наречие, просторечная манера говорить. (Примеч. пер.)
Каждый раз, поворачиваясь к медведю лицом, Элизабет дружески ему улыбалась. Гарро продолжал танцевать, попадая в ритм. Зрители хлопали, и огромный зверь, услышав привычные для него громкие крики «Браво!», начал кланяться раньше, чем было запланировано.
– Благодарствую, дамы и господа! – воскликнул дрессировщик. – Вы аплодируете опасному пиренейскому хищнику, грозе пастухов и овец! Смотрите, какой он стал послушный. Мой лучший друг! Да-да, самый лучший!
И в качестве эффектной концовки горец приобнял медведя и похлопал его по плечу, а тот в ответ заключил его в свои объятия. Послышались крики ужаса, но уже в следующую минуту Гарро снова раскланивался.
– У тебя есть мелкие монетки? – спросила Катрин у мужа. – Этот человек их заслужил. А теперь идем вниз, я продрогла.
– Твоя правда, к вечеру похолодало. Корабль теперь плывет севернее, это самый короткий морской путь, – пояснил Гийом.
Из кармана он вынул три монетки. Альфонс Сютра уже обходил публику со шляпой. Прибежала Элизабет и бросилась обнимать Катрин. Девочка часто дышала, и вид у нее был совершенно счастливый.
– Так было весело, мамочка! – сбивчиво заговорила она. – Мсье со скрипкой – пусть бы еще играл! Это так красиво! И небо тоже красивое, все в звездах, посмотри!
Катрин подняла глаза к бескрайнему небосводу, почти черному, усеянному миллионами ярких точек. Полумесяц, казалось, висел на самой верхушке мачты. Море было очень спокойное, волны тихо-тихо плескались о корпус судна.
Вернулся Гийом вместе с Жаком, мужем Колетт. Бывший шахтер выпил лишнего. Супругу он застал за приятным разговором с дрессировщиком медведей, который как раз пересчитывал выручку. Гармонии моментально пришел конец.
– Коко! – завопил он. – Стоит отвернуться – и ты уже шашни крутишь! Нашла с кем связаться – голь подзаборная! Я ему сейчас расскажу, что об этом думаю! Тебе, потаскухе, удержу нет!
– Он хотя бы не напивается каждый божий день! – возразила Колетт.
Жак набросился на жену, но та ловко увернулась, несмотря на свою дородность. Их перепуганные сыновья подняли крик.
– Эй ты, иди сюда, я тебе рожу-то подправлю! – продолжал орать Жак.
Альфонс Сютра замахнулся своим посохом с железной оковкой, обороняясь. Медведь в панике заворчал, натянув цепь.
– Прекрати, Жак! Сейчас же! – надрывалась Колетт, красная от стыда.
Дрессировщик ударил забияку Жака по плечу, но тот выхватил посох и отшвырнул в сторону, потом нанес удар кулаком не целясь, наугад.
Подбежали матросы и принялись их разнимать. Невольные зрители этой стычки разделились: одни приняли сторону мужа, другие – дрессировщика. Толпа загудела, и стало ясно: назревает драка.
– Спускайся в твиндек, Кати, и забери с собой Элизабет. Не хочу, чтобы вас толкали, – посоветовал Гийом.
– Пожалуйста, не вмешивайся! – взмолилась Катрин. – Господи, ведь до сих пор было тихо и спокойно! Прошу тебя, Гийом, идем с нами!
– Да, папочка, идем! – подхватила девочка. – И возьмем с собой маленького Поля. Посмотри, его оставили одного, он плачет!
Сочувствие, проявленное Элизабет по отношению к ребенку, который был на три года младше ее, не могло не растрогать, и плотник подчинился. Он подхватил мальчика на руки. Катрин, крепко удерживая дочку за руку, только теперь услышала презрительный смех, доносящийся с верхней палубы.
– А для пассажиров первого класса это развлечение! – сказала она мужу. – Послушай, как насмехаются! Боже мой, и ведь наверняка думают, что они этим людям не чета. Свои измены они тщательно скрывают, но разве это делает их лучше дрессировщика медведя или бедняги Жака, который с двенадцати лет работал в шахте?
Возмущенная, она быстрым шагом направилась к трапу, ведущему в твиндек. За поручни хвататься не стала и… поскользнулась на второй же ступеньке.
– Кати!
На глазах у Гийома она взмахнула руками, словно ища невидимую опору, и опрокинулась на спину. Падение наконец прекратилось, когда Катрин левой ногой сумела упереться в стену. Она так и осталась лежать, запутавшись в тяжелых юбках. Он бросился к ней на помощь, опустив Поля на пол рядом с Элизабет.
– Мама! Мамочка! – закричала малышка. – Ты ушиблась?
– Нет, ничего страшного, – пробормотала Катрин, тяжело дыша.
Побледневший Гийом помог ей встать. Он был потрясен – настолько быстро все произошло.
– Господи, как ты меня напугала! Дорогая, где болит?
– Спиной я пересчитала все ступеньки, но, благодарение Богу, я не упала ничком! Успокойся, любовь моя. Я сама виновата – забыла про осторожность.
– А как твой живот?
– Наверное, малыша тряхнуло, бедолагу! Гийом, ты такой бледный! Прости меня! И, пожалуйста, помоги детям спуститься по трапу!