Сиротка. Нежная душа
Шрифт:
Все эти подробности директор узнал от сестры Викторианны. Повинуясь соблазну рассказать всем о своем давнем знакомстве с Эрмин, пожилая монахиня перемолвилась парой слов с доктором санатория, а он быстро передал услышанное директору. Ответом на речь директора были уважительные возгласы. Бадетта, улыбаясь сквозь слезы радости, крикнула: «Спойте еще арию!» — и публика единодушно ее поддержала. Журналистка даже встала с места, чтобы придать больше веса своей просьбе. Эрмин с улыбкой кивнула:
— Я спою вам «Арию с колокольчиками» из «Лакме»!
Мужчина, стоявший в проеме двери, ведущей в коридор, достал из кармана фотографический аппарат — современную, малогабаритную модель. Он тоже был репортером «La Presse» и возвращался из Лак-Бушетт,
Никто не обратил внимания на странное поведение Эльзеара Ноле, спрятавшего лицо в ладонях. По впалым щекам его струились слезы. Он и страдал, и радовался.
«На этот раз сомнений быть не может! Валь-Жальбер, монастырская школа… Эти слова преследуют меня последние два десятка лет! Это мое дитя, моя крошка Мари-Эрмин! Судьба привела ее ко мне! Господи, благодарю тебя! Какая радость — смотреть на нее! Она такая красивая, такая ласковая! И этот голос, этот небесный дар! Она заслужила его, несчастное дитя! Но она никогда не узнает, кто я. Зачем волновать ее? Я снова причиню ей боль!»
Несмотря на решение остаться для дочери чужим, Жослин не мог найти ответы на все свои вопросы. Ошеломленный открытием, он терялся в догадках.
«Если это Мари-Эрмин, то почему она носит фамилию Дельбо? Что она знает о своем прошлом? Моя дорогая Лора умерла. Значит, наше дитя ничего не знает о грустных обстоятельствах, которые вынудили нас ее оставить. Наверняка она росла, проклиная своих родителей, отдавших ее на воспитание монахиням Валь-Жальбера».
Он едва ли слышал финальные ноты «Арии с колокольчиками». Между настоящим днем и далеким утром зимы 1916 года протянулась невидимая нить, вибрация которой причиняла ему тягчайшие муки.
«Я стал причиной смерти Лоры! — говорил он себе. — Не будь я таким трусом, я бы нажал на спусковой крючок ружья и ей не пришлось бы погибнуть так страшно. Когда я вернулся назад, к хижине, единственное, что мне оставалось — это плакать на ее могиле. И снова мне не хватило мужества себя убить!»
Это ужасное недоразумение лишило Жослина сил, источило его разум. В течение многих лет он пребывал в уверенности, что его супруга покоится в земле пустынного Севера, недалеко от крошечной хижины из досок, местонахождение которой указал им Анри Дельбо, золотоискатель, отец Тошана.
В то время как его дочь виртуозно исполняла по просьбе монахинь «Ave Maria» Гуно, Жослин Шарден мыслями пребывал в прошлом, видя себя покидающим их с Лорой полуразрушившееся убежище.
«С Лорой случилось страшное, она сошла с ума. Она не помнила, кто я, отказывалась говорить со мной, принимать пишу. Господи, я день за днем обречен был наблюдать, как ее бедное тело терзают голод и холод, и ничего не мог с этим сделать. Из сострадания я хотел положить конец мучениям, как это делают с больными животными. И не смог! Я убежал! Вокруг хижины бродили волки, и мне пришлось выстрелить в воздух. Я оставил у хижины сани — красивые сани, купленные за неразумно высокую цену перед рождением Эрмин. Это был мой последний подарок Дельбо. На Севере от такого подарка, как сани, не отказываются! Я хотел умереть. Что же могло произойти потом? Без сомнения, Анри Дельбо вернулся с запасами пищи и нашел Лору мертвой, возможно, обглоданной волками. Когда я пришел, саней не было. Этот славный человек их взял, сочтя нас обоих умершими. Он достойно похоронил останки моей жены. И даже установил крест на ее могиле. Благородный поступок, я этого никогда не забуду… Сам же я сгорал от стыда. Я не могу рассказать все это дочке. Я не хочу увидеть презрение, ненависть в ее глазах. Выплакав все слезы, что у меня еще оставались, на могиле Лоры, я ушел, скрываясь от всех и вся, умирая от голода. И мне удалось вернуться к озеру Сен-Жан, откуда я намеревался переправиться в Соединенные Штаты».
Лора была бы поражена,
Ни одно из трех действующих лиц этой трагедии так никогда и не задалось вопросом, кто же покоится в могиле под крестом в тех диких землях, на берегу реки Перибонки.
Анри Дельбо мог бы поклясться, что похоронил Жослина Шардена, поскольку мертвый мужчина был одет в похожую одежду. Волки полакомились его плотью, да и выстрел в лицо сделал его неузнаваемым. Возле трупа было только ружье, которое Дельбо забрал с собой. Оно до сих пор хранилось в хижине Талы, матери Тошана.
Что до Лоры, то она пообещала себе будущим летом совершить паломничество к могиле, которую Эрмин, юная супруга Тошана, украсила полевыми цветами.
Снова загремели аплодисменты. Директор и врач сквозь шум объявили, что пансионерам пора укладываться спать.
— Вам нехорошо, мсье Эльзеар? — спросила главная медсестра санатория. — Вы плачете? В этом нет ничего постыдного! «Ave Maria» — это так прекрасно…
Жослин вернулся к реальности. С той зимы прошло семнадцать лет, и теперь он страдал безжалостной болезнью — туберкулезом. Это страшное заболевание называли также чахоткой: больные теряли силы, пребывали в подавленном состоянии духа и чахли на глазах. В этом санатории, как и в других профильных заведениях, прогрессирование болезни, что в большинстве случаев заканчивалась смертью, пытались сдержать с помощью обильной пищи с преобладанием мясных и молочных блюд и благотворного воздействия прохладного чистого воздуха. Однако справиться с недугом медицина была не в состоянии [21] . И все же у пансионеров санатория была хоть какая-то надежда, основанная на заботливом и тщательном уходе, который они тут получали.
21
Исцеление стало возможным, когда были изобретены антибиотики.
Эрмин еще раз поблагодарила своих слушателей ласковой улыбкой и направилась прямиком к маленькому Жорелю. Мальчик смотрел на нее с безграничным восхищением.
— Тебе понравилось? — спросила она.
— Да, мадам, очень понравилось. Мне не было грустно, когда вы пели. А вдруг ваш голос поможет мне выздороветь!
— Это наилучшая из похвал, которую я когда-либо слышала, малыш! — ответила взволнованная до глубины души молодая женщина.
Эрмин смотрела в блестящие глаза Жореля и не замечала, как жадно взирает на нее сидящий рядом с мальчиком мужчина. Жослин затаил дыхание, потрясенный тем, что дочь находится так близко. Она казалась ему сказочным существом, таким прекрасным, что он, поддавшись порыву, протянул руку и погладил ее по волосам.