Сиротка
Шрифт:
— Вот как… — протянул Ханс, который огорчался все больше и больше.
— Не стоит отчаиваться. Она молода, она справится со своим горем, и все наши желания и мечты исполнятся. Моя дочь будет петь в Капитолиив Квебеке и на сценах иностранных театров. Мы втроем побываем в Италии, Англии, всюду. Я возьму реванш над судьбой.
Пальцы Лоры сжали запястье пианиста.
— Что до меня, то я не хочу оставаться в стране, где я познала столько горя и унижений, — добавила она. — Мы с вами выходцы из Европы, вы — потомок датчан, я — бельгийка… Зачем
Ханс сделал ей знак замолчать. Веки Эрмин дрогнули.
— Господи, она просыпается! — шепотом сказала Лора. — Сегодня утром я, следуя рекомендации доктора, не дала ей снотворное. Его следовало принимать три дня, но не более.
— Мама? — позвала девушка.
— Я здесь, дорогая. И Ханс тоже с тобой рядом.
Пианист знаком дал Лоре понять, что он предпочел бы уйти.
— Приезжайте к нам поскорее снова, — сказала она ему. — И, прошу вас, пришлите ко мне Мирей.
Эрмин со смутным удивлением осмотрела комнату. Потом протянула матери руку.
— Мама, не уходи! Мне приснился сон… Я встретилась с Тошаном. У него были длинные волосы, как в тот вечер, на катке. Он мне улыбался…
Девушка не осмелилась сказать, что они обменялись пылким поцелуем под сенью великолепного леса, залитого розовато-золотым светом.
— Может, он хотел попрощаться со мной и поэтому пришел в мой сон, — предположила она. — Сейчас ночь?
— Нет. За окном светит солнце, но его не видно, потому что шторы задернуты. Ты много часов находилась в полубессознательном состоянии, доктор прописал тебе снотворное. Как ты сейчас себя чувствуешь?
— Мне очень грустно! Я помню статью из газеты, помню наш разговор в твоей комнате. А потом… Почти ничего не помню.
Эрмин было шестнадцать с половиной лет. Она пыталась вновь почувствовать себя уверенно в реальном мире, возвратиться в успокаивающую суету будней. Осознание того, что Тошан мертв, причиняло боль, но она ощущала потребность вернуться к своей обычной жизни.
— Бетти наверняка приходила меня навестить, — сказала она. — А Шарлотта?
— Доктор запретил посещения, — отозвалась Лора. — Но, если хочешь, я приглашу их в гости вечером. Я не сказала им правду. Мирей придумала историю о том, что ты получила солнечный удар. Жозеф с ухмылкой заметил, что это редкая болезнь для Квебека.
— Ты все сделала правильно, — со вздохом сказала Эрмин. — Не надо рассказывать им о Тошане, он ведь никогда не придет. Проснувшись, я сразу подумала об этом. Тошан погиб в огне пожара, иначе он пришел бы на свидание. Ничто другое не смогло бы ему помешать, я уверена.
— Ты права. Я звонила в железнодорожную компанию. Директор не смог сказать ничего определенного, но вспомнил, что принимал на работу некоего Клемана Дельбо, черноволосого, лет двадцати пяти от роду.
Лора боялась, что новость вызовет новый поток слез, однако Эрмин, похоже, смирилась с неизбежным.
— Мне хочется пить, мама, — вздохнула она. — Я хочу холодного молока. Сладкого. Но прошу тебя, не говори со мной больше о Тошане, это слишком больно!
Экономка ожидала у открытой двери.
— Я все сделаю, — сказала она, услышав просьбу девушки.
Лора погладила кончики пальцев дочери и перецеловала их один за другим.
— Ты быстро поправишься. Скажи, тебя порадует путешествие на корабле в Шикутими, а оттуда — по реке Сагеней до города Сен-Лоран? Холода придут не скоро. Если бы только это помогло тебе позабыть горе! Мы могли бы навестить Симона в Монреале…
— Может быть…
Эрмин закрыла глаза, подавляя желание заплакать. Тошан принадлежал прошлому, ушедшему безвозвратно. Он навсегда останется ее первой любовью, ужасающе эфемерной… Будучи девушкой здравомыслящей и разумной, Эрмин знала, что ее ждет безоблачная жизнь рядом с матерью, семейством Маруа и Хансом. Те, кто был с ней в течение многих месяцев и лет, сумеют ее развеселить, вырвут из объятий тоски. Все они такие реальные и близкие: непослушный Арман, белокурый кудрявый Эд, Шарлотта, неразлучная со своей куклой, добросердечная Бетти и даже вечно ворчащий Жозеф. Мирей, кругленькая и щедрая на шутку, будет и дальше опекать ее, как бабушка опекает любимую внучку, а Лора — ткать вокруг нее великолепный кокон счастья, роскоши и развлечений.
«Тошан… Я так мало его знала… — думала девушка. — Короткий разговор в июле, поцелуй, произнесенные в спешке клятвы… Была бы я с ним счастлива? Он показался мне красивым и соблазнительным, но какой у него был характер?»
Она уловила запах принесенных Хансом роз. Не открывая глаз, она подумала о пианисте. Эрмин не составило труда вспомнить его серо-голубые глаза и укоризненное выражение лица, когда она брала неверную ноту. Он пользовался мылом с ароматом сандалового дерева, запах которого передавался его одежде; покусывал карандаш, которым делал пометки на полях нотных листов…
Отношения у них были почти дружеские, однако иногда возникали двусмысленные ситуации. Так, иногда Ханс позволял себе словно невзначай коснуться щеки девушки или ее плеча. А когда они вместе встречали Новый год, несколько раз целовал ее очень близко к губам.
— Через год я выйду за Ханса, — объявила Эрмин и открыла глаза. — Но не раньше. Если Тошан — не тот Клеман Дельбо, который сгорел в пожаре, у него будет время вернуться сюда, в Валь-Жальбер. Я понимаю, что надеяться на это глупо, но так моя совесть будет чиста. Ханс мне очень нравится. И ты столько раз повторяла, что этого достаточно для счастливого брака…
Лора вздрогнула. Серьезный тон дочери поразил ее. В ее как всегда звонком и мелодичном голосе она уловила ноты печали, которая по сравнению с первым днем только усилилась.
— Эрмин, ты не обязана выходить замуж за Ханса. В моем представлении он идеальный зять, но мое мнение ты можешь воспринимать как совет, не более. Ты свободна в выборе. Скажи, ты все еще на меня сердишься?
— Нет. Возможно, на твоем месте я поступила бы так же. Я ведь тоже тебе соврала. Еще до Рождества я написала Шарденам, в Труа-Ривьер. Рассказала, как мы нашли друг друга в отеле, объяснила, что ты на долгие годы потеряла память, и призналась, что хочу увидеться с ними или хотя бы переписываться. В конце письма я спросила о моем отце.