Сиротская доля
Шрифт:
Наташа торопливо простилась с дядей и бросилась в мастерскую.
— Что же вы баклуши бьете? Работать, так работайте… А не то убирайтесь вон, — грозным окриком встретила ее хозяйка. Наташа покорно села на свое место и принялась за оставленную работу.
— Что еще за монахи к вам ходят? — сердито спросила хозяйка.
— Это мой дядя, — ответила Наташа…
— Нечего тут в будни шляться… На то праздники есть.
Вскоре после этого случилось в мастерской тяжелое происшествие. Хозяйка рассердилась на одну из девочек и ударила ее. У бедной девочки сломалась в руках иголка и кусочек
— Не смейте вы, не смейте так обращаться, так тиранить девочек! Я пожалуюсь на вас! За что они терпят это?!
Мастерицы и все притихли. Видно было, что собирается гроза…
— Вон из моей квартиры! Вон! — закричала хозяйка и повыбрасывала вон вещи девушки на лестницу.
Девочку увезли к доктору и приказали ей говорить, что она сама обломила иголку.
А Наташу Петрову пожалела и приютила на время дворничиха, жена старшего дворника того же дома, где они жили, женщина сердобольная. Она даже взялась ей найти место. «Эту хозяйку все тут знают, она злая и жадная», — говорила дворничиха.
Вечером к Наташе в дворницкую забежала Настенька и советовала ей:
— Попросите прощения у хозяйки, Наташа. Она вас простит и оставит. Она всегда так кричит… Она сказала, чтобы вы прощения попросили. Она простит.
— Нет… ни за что не вернусь… Лучше с голоду умру… Да и в чем моя вина? Скажите лучше, что Саша?
— Ей доктор вынул из глаза кончик иглы… Глаз весь кровью затек… Больно-то как… Очень она плачет.
— Бедная! Настенька, не обижайте девочек… Они маленькие, глупые… — попросила Наташа.
— Ну вот! Что там с ними нянчиться? Мы все тоже в девочках жили, также горе видели…
В это время в дворницкую вошла радостно дворничиха и проговорила: «Вот вам и место. Завтра идите, тут рядом, по этому адресу… Жить будете в доме. Барыня молодая, богатая…»
Наташа была довольна.
У БАРЫНИ-КУКОЛКИ
С адресом в руках Наташа остановилась в воротах большого каменного дома. Она походила по двору, спустилась к дворнику и узнала, что N 2 квартира в 3 этаже направо.
Наташа вошла в большую светлую кухню. Толстая кухарка недовольным голосом спросила:
— Опять портниха?
Да, по рекомендации. Меня Анна Осиповна прислала.
— А, ну идите. Идите, красавица. Недолго наживете…
Горничная, нарядная и миленькая, в черном платье и белом наплоеном переднике, с белой наколкой на голове, провела портниху по темному коридору. Они вошли в розовую, красивую, точно бонбоньерка, комнату. В кресле сидела молоденькая, хорошенькая барыня, вся в шелку, газе, лентах и кружевах. Обстановка, мебель, множество безделушек на столах, на полках походили на какую-то игрушечку. И сама барыня, беленькая, розовая, с большими наивными глазами, с кудряшками на лбу походила на хорошенькую фарфоровую куколку. Казалось, надо нажать пружинку и барыня-куколка заговорит: «Папа, мама».
Она едва взглянула на вошедшую.
— Опять портниха? — мельком спросила она.
— Да, по рекомендации Анны Осиповны, — ответила горничная.
Барыня рассматривала
— Это ужасно, ужасно! Можно голову потерять от огорчений… Я просто сна, покоя лишилась… Ни пить, ни есть не могу, — проговорил нежный голосок.
Наташа сочувственно взглянула на говорившую и в ее голове мелькнуло: «Бедная барыня, такая молоденькая, хорошенькая, и у нее какое-то большое горе».
— Вы ведь хорошо знаете моды? Спросила барыня Наташу. — Ну, так вы меня поймете. Подумайте, в прошлом году мне сшили 10 платьев, 4 из них в конце сезона… Теперь только что сезон начинается и все надо переделывать. Это ужасно! Оказывается, рукава носят не внизу широкие, а наверху… Не могу же я надеть платье с немодными рукавами… Что обо мне станут говорить?! Мне выйти не в чем… Я просто в отчаянии! Я даже заболела от этого огорчения… Какое платье ни возьмешь — все не годятся…
— Рукава можно переделать, — сказала Наташа сочувственно.
— Переделать, переделать!!! Я это и сама знаю. Но где же я найду таких материй? Теперь и не подберешь. А мой муж человек небогатый. Не может мне делать постоянно новые туалеты… Я должна старые донашивать… А разве их возможно надеть…
— Можно поискать по образчикам, — предложила Наташа.
Барыня-куколка посмотрела на Наташу и проговорила нежным голосом:
— Вы мне понравились. У вас скромный вид. А то ко мне все приходили портнихи, которые из себя желают разыгрывать барышень. Оставайтесь у меня. Мои условия такие: с 9 часов утра и до 9 вечера — 12 рублей в месяц. Обед с моего стола, завтрак и утром кофе с молоком, полагается булка. Кажется, условия хорошие, сыты будете, и жить у меня спокойно. Нового вы шить не будете. Очень нарядное шьет очень хорошая и дорогая портниха… А попроще Анна Осиповна. Главное перешить все рукава. И, вообще, обновить мои туалеты. Вы ведь умеете шить по журналу?
— Да, умею. Я училась в приюте.
— Как вас зовут?
— Наташей.
— Поля, проводите Наташу в мою гардеробную. Я сейчас туда приду.
Гардеробная эта — была большая комната в конце квартиры, заставленная шкафами и сундуками. У полукруглого окна стоял стол и на нем швейная машинка. За шкафами помещалась кровать для портнихи.
— Вот ваша тюрьма, — сказала хорошенькая горничная Поля и рассмеялась.
Вскоре вошла барыня и с ней, казалось, ворвалось дыхание весны с запахом фиалок и ландышей.
— Надо обсудить хорошенько, как переделать мои туалеты, — нежным голоском сказала она.
Горничная Поля стала вынимать из шкафов и сундуков целые вороха платьев, корсажей, юбок… От блеска, отделок, от всевозможных цветов, стекляруса, шелка, газа, кружев у Наташи закружилась голова. Ей стало страшно и показалось, что она никогда не разберется в этих волнах туалетов.
Барыня говорила без умолку.
— Вот к этому лифу я думаю купить «пан» в цвет или немножко темнее… Лучше будут выделяться прошивки… Вот тут на рукавах вы сделаете узенькие-узенькие складочки. Знаете, едва ухватите материю. А из-под складочек три оборочки плиссе и, знаете, так, будто это не прошито, а само выходит. Понимаете? Здесь мы положим мех и бархат. А из-под бархата мягкое шифоне. Поняли?