Сиротский дом
Шрифт:
Рита, явно испытывая облегчение, сделала, как ей велели, и моментально выскользнула в сад, направившись прямиком к пруду, окаймленному рядами роскошных высоких деревьев. И буквально через несколько секунд в соседней комнате послышались чьи-то легкие шаги, и Клара увидела, как к Рите подошла высокая темноволосая женщина.
– Понимаете, девочке так много пришлось пережить. – И Клара поведала врачу все, что ей стало известно о Рите – о гибели ее семьи во время бомбежки Лондона, об издевательствах родственников, приютивших сироту в Саутэнд-он-Си, о вечном страхе Риты перед побоями.
Клару поразило, до чего внимательно доктор выслушал ее рассказ.
– Она одержима идеей во что бы то ни стало найти свою мать, и я просто не знаю, как ее отвлечь, как переключить ее мысли. Или, может, и пробовать не стоит?
– Ей придется просто пережить это. Самостоятельно, – сказал доктор Кардью.
– Не думаю, что это будет так уж легко.
– Я и не говорю, что это будет легко. – Он взял ручку и что-то записал. Это была поистине великолепная авторучка – такой могла бы владеть Эмили Бронте. Он все свои соображения сразу записывает, – одобрительно подумала Клара и спросила:
– Но разве нельзя ей хоть чем-то помочь?
– После этой страшной войны мы часто имеем дело с последствиями контузий. Это весьма распространенное явление. У Риты тоже явно была некая форма контузии, и теперь она страдает от ее последствий.
– И как это лечить?
Доктор перестал писать и некоторое время смотрел в окно – но не на Риту, а куда-то вдаль.
– Боюсь, единого рецепта тут нет. Нужно время. И, возможно, понимание. Знаете, мисс Ньютон, – я вам вот что скажу: я очень рад, что вы решили остаться. – Клара закусила губу и промолчала. – Я же видел, как вы пытались уехать. – На нее он не смотрел, лишь внимательно изучал свою авторучку. – И как вы поздним вечером тащились на станцию с чемоданом.
Ответить на это Кларе было нечего. Тикали часы. Издали доносился вой какого-то бытового механизма. За окном проехал автомобиль.
– И еще я хотел вам сказать, что иметь сомнения – это совершенно естественно.
– Я… спасибо вам.
– И потом, на вас возложена такая огромная ответственность. Многим из этих детей довелось пережить немало горя и страданий. Так что для них очень важно, чтобы кто-то надежный оказался с ними рядом, шагал с ними в ногу, давал им ощущение некого постоянства и правильности жизни, позволял участвовать в новых великих свершениях; это очень важно не только для детей из «Шиллинг Грейндж», но и для всего нашего города.
Клара заметила, что Рита теперь стоит рядом с той высокой, невероятно тонкой и гибкой женщиной с черными как смоль волосами.
Доктор Кардью, заметив, куда она смотрит, встал и, распахнув створки высокого французского окна, жестом предложил Кларе тоже пройти в сад. Клара так и сделала, чувствуя себя при этом ужасно. Ей, конечно же, следовало все ему рассказать. Объяснить, что через месяц она уезжает, а не принимать от него это «посвящение в рыцари» точно букет цветов, предназначенный для кого-то другого. Но сил, чтобы признаться, она в себе не находила.
Перешагнув через низенький подоконник, Клара оказалась в небольшом дворике-патио, вымощенном серой каменной плиткой, где стояла клетка с кроликами, перед которой на корточках сидели Рита и темноволосая жена доктора.
Миссис Кардью встала, подняла в приветствии руку, но вдруг уронила ее, словно пожалев об этом жесте. У нее было совершенно необычное лицо – очень высокие скулы и потрясающие темно-фиолетовые или синие глаза; и вообще она выглядела, как звезда кино или, по крайней мере, как некая звезда, принадлежащая к миру пятизвездочных отелей и роскошных ресторанов. И тут вдруг Клара заметила, что из-под закатанного рукава у нее выглядывает синяя татуировка, сделанная на предплечье – ряд каких-то цифр – и похожая на старую болячку или на шрам от ожога. Татуировка невольно притягивала взгляд. И женщина, заметив реакцию Клары, посмотрела на нее в упор. Их взгляды пересеклись как раз над сереньким ушастым кроликом, которого прижимала к груди Рита.
– Простите, что помешала, – почему-то шепотом извинилась Клара.
Миссис Кардью тут же отвела глаза, а Рита заявила:
– Я хочу кролика! – И со счастливой улыбкой зарылась лицом в пушистый мех. – Можно мне тоже такого кролика? А? Ну, пожалуйста!
Дата рождения:
13 июля 1938 г.
Происхождение:
Мать Терри, Патрисия Картер, погибла во время Лондонского блица вместе с Бернадетт, крошечной сестренкой Терри, в мае 1941 года. Терри в этот момент с ними не жила. Ее мать, видимо, собиралась эвакуировать всю семью куда-нибудь в сельскую местность, чтобы они могли снова жить там все вместе, но отложила переезд из-за неких дел в Лондоне. Вскоре после случившегося Терри перевели из Уэльса, куда она была эвакуирована, в один из детских домов Норфолка. Отца своего Терри практически не знала – похоже, он был солдатом-контрактником и погиб в 1943 году во время военной операции в Египте.
Здоровье/внешность
Мочится в постель раза два в неделю. Предпочитает шорты юбкам, пижамы ночным рубашкам и настаивает на коротких стрижках. Последнее, впрочем, вполне разумно, потому что среди детей весьма распространен педикулез.
Еда:
Ветчина. Сыр на поджаренном хлебе. Попкорн. Черный кофе. У Терри удивительно взрослые вкусы.
Хобби:
Не уверена, что у нее есть хобби.
Другое:
Оказываясь с кем-то наедине, Терри ведет себя вполне дружелюбно и живо, но при большом скоплении народа, особенно в толпе, словно вся съеживается.
Глава пятая
«Шиллинг Грейндж», мастерская мистера Дилани и адвокатская контора «Робинсон, Брауни и Уайт» – все это находилось на нижнем конце Верхнего шоссе. Железнодорожная станция и отель «Лавендер Армз» расположились на его верхнем конце. А посредине были разные магазины, в том числе мясная лавка и булочная, а также почта. Далее простирались поля, которые Клару и привлекали, и заставляли нервничать, потому что она твердо знала: где поля, там и коровы, а где коровы, там и грязь, и навоз. К сожалению, в сельской местности так было повсюду – среди красот природы повсеместно возникали всякие неприятные вещи. С другой стороны, Клара любила полевые цветы и деревья не меньше, чем людей, а простор полей просто обожала, – но в Лондоне у нее не было возможности к этому простору привыкнуть.