Сироты вечности
Шрифт:
– Сегодня? – Я больше не смеялся. – А что сегодня будет?
Мой друг глянул на меня через плечо:
– На задней двери цирюльни старый замок. Я такой могу за секунду открыть: у меня есть детский набор для фокусов. После ужина пойду туда и все проверю.
– После ужина будет уже темно.
Кевин пожал плечами и снова посмотрел в окно.
– Ты что – один пойдешь?
Друг снова оглянулся на меня:
– А вот это зависит от тебя.
Я молчал.
Когда точат бритвенное лезвие о кожаный ремень, получается особенный
Он убирает полотенца, промокает мне виски и щеки сухой тканью и в последний раз проводит лезвием по кожаному ремню. От горячих полотенец кожу на лице пощипывает, а к шее приливает кровь.
– В детстве один мой друг пытался меня убедить, что цирюльники на самом деле вампиры.
Мужчина молча улыбается. Он уже слышал эту историю.
– Мой друг ошибался, – сказал я, слишком расслабленный, чтобы поддерживать разговор.
Цирюльник больше не улыбается: его лицо становится сосредоточенным – он наклоняется вперед, помешивая в миске маленькой кисточкой, а потом мажет меня пеной для бритья. Затем приходит черед острой бритвы – ловким движением мужчина откидывает мою голову назад, и я подставляю горло под нож.
Закрываю глаза и чувствую прикосновение холодного лезвия к теплой коже.
– Говорил, за секунду откроешь! – рассерженно шепчу я. – А сам уже пять минут возишься с этим дурацким замком!
Мы с Кевином сидели на корточках возле задней двери цирюльни в переулке рядом с Четвертой авеню. Было холодно, из мусорного бачка неприятно пахло. На улице шумели машины, но шум этот словно доносился откуда-то из неимоверного далека.
– Давай уже!
Замок щелкнул, лязгнул, и дверь распахнулась.
– Вуаля! – сказал Кевин.
Он запихал свои проволочки, отмычки и прочую ерунду в игрушечный чемоданчик (кожаный, совсем как у настоящего фокусника), а потом ухмыльнулся и постучал по табличке на двери.
– Прекрати, – прошипел я.
Мой друг вошел в цирюльню, ощупью пробираясь в темноте. Я покачал головой и двинулся следом.
Дверь закрылась. Кевин включил маленький фонарик и взял его в зубы – точно как шпион в каком-то фильме. Я ухватился за полу его ветровки, и мы прошли по короткому коридору в большой зал.
Огляделись. На витрине и на двери жалюзи были опущены, и Кевин сказал, что фонариком можно пользоваться спокойно. Я чувствовал себя не в своей тарелке. Тоненький луч отражался в зеркалах, выхватывал из темноты отдельные предметы: конторку, кресла в центре комнаты, стулья для посетителей, журналы, раковину, занавешенную снизу черной тканью. В коридоре мы нашли небольшую дверь, за которой прятался крошечный туалет. Ножницы и бритвы аккуратно лежали в шкафчиках. Кевин открыл ящики и все тщательно облазил, но обнаружил лишь бутылки с тоником, полотенца и два комплекта парикмахерских инструментов. Он взял бритву и открыл ее, свет заиграл на лезвии.
– Давай заканчивай, – прошептал я, – и уходим.
Кевин аккуратно положил бритву на место, и мы направились к выходу. Луч фонарика царапнул по стене, по дождевику на крючке и высветил что-то еще.
– Здесь дверь. – Мой друг отодвинул плащ в сторону и подергал ручку. – Вот черт. Заперто.
– Пошли отсюда.
Я уже давно не слышал ни одной машины. Весь город словно примолк и затаил дыхание.
Кевин снова взялся за шкафы.
– Где-то здесь должен быть ключ, – сказал он, на этот раз чересчур громко. – Наверняка лестница в подвал: дом-то одноэтажный.
– Пошли! – прошипел я, хватая его за куртку. – Надо уходить отсюда. Нас арестуют.
– Еще минутку…
Кевин замер на полуслове, а у меня чуть сердце не остановилось в груди.
Мы услышали, как в замке поворачивается ключ. В окне темнел чей-то силуэт.
Я заметался, хотел броситься бежать, но Кевин выключил фонарик, схватил меня за свитер и потянул вниз, под раковину, где как раз хватило места для нас двоих. Мы скорчились там, и мой друг задернул черную занавеску. Дверь открылась, и кто-то вошел.
В первые мгновения ничего не было слышно, только кровь шумела в ушах. А потом я понял: по комнате ходили двое. Тяжелая мужская поступь. Мне не хватало воздуха, я не мог ни выдохнуть, ни вдохнуть – боялся, что нас услышат.
Один из вошедших остановился возле кресла, а второй направился к дальней стене. Хлопнула дверь, потом спустили воду в унитазе. Кевин пихнул меня в бок. Я не решился ему ответить: под раковиной было страшно тесно, и я боялся пошевелиться, чтобы не выдать себя. Так что просто задержал дыхание и ждал. Кто-то вышел из туалета и подступил к входной двери. Они даже свет не включили. Если бы это были полицейские, мы увидели бы через жалюзи мигалки патрульной машины. Кевин снова пихнул меня в бок. Я знал, что он имеет в виду: это Иннис и Денофрио.
Мужчины прошли к выходу, хлопнула дверь. Наконец-то можно вздохнуть. Я был на грани обморока.
Какой-то шум. Чья-то рука отдернула занавеску. Кто-то схватил меня и вытащил из-под раковины. Кевин закричал – его тоже выволокли наружу.
Кто-то с силой дернул меня вверх за грудки, так что пришлось привстать на цыпочки. В темноте казалось, что неизвестный ростом чуть ли не до потолка и кулак у него размером с мою голову. От мужчины пахло чесноком. Наверное, Денофрио.
– Пустите нас! – вопил Кевин.
Послышался звонкий и отчетливый звук пощечины. Мой друг затих.
Меня швырнули в кожаное кресло, а Кевина силком усадили в соседнее. Глаза приспособились к темноте, и я смог разглядеть их лица. Иннис и Денофрио. Темные костюмы, худые, очень бледные лица, – наверное, поэтому Кевин и принял их за вампиров. Чересчур глубоко посаженные глаза, чересчур острые скулы, чересчур злобный изгиб губ, а еще возраст: на вид им было около сорока, но почему-то казалось, что они гораздо старше.
– Что вы здесь делаете? – спросил у Кевина Иннис. Он говорил тихо и бесстрастно, но от его голоса меня пробрала дрожь.