Система мира
Шрифт:
Когда он снова оборачивается, Шафто удивлён и немного встревожен: из-под капюшона по щеке катится слеза. Кетч подходит близко, настолько, что Шафто, вытянув шею (Кетч на голову выше), различает каждую отдельную дырку в его последнем невыпавшем переднем зубе.
— Вы и представить не можете, как много это для меня значит, мистер Шафто.
— Не могу, мистер Кетч. Так что же?
— Я в долгах, мистер Шафто, по уши в долгах.
— Не могу поверить!
— Бетти, хозяйка моя, рожает каждый год. Вот уже восемь лет.
— У вас восемь маленьких Кетчей? Поразительно, что вы, при своём роде занятий, так щедро производите новую жизнь!
—
— Ещё бы! Человека столь почтенной профессии останавливают в публичном месте и объявляют несостоятельным должником. Немыслимое унижение!
— Что подумали бы обо мне мои мальчики, попади я в Ньюгейт!
— Вы и так в Ньюгейте, мистер Кетч. Впрочем, не обращайте внимания, я вас понял.
— Им пришлось бы переселиться ко мне. Сюда.
— Не лучшее место для воспитания маленьких детей, — соглашается Шафто.
— Вот почему… простите. — Кетч заходит Шафто за спину, достаёт очередной кусок верёвки и продевает ему под локти. Кетч делает петлю и начинает её затягивать, сводя локти Шафто вместе — но только самую малость.
— Жалко было бы помять костюм, — замечает Шафто.
— О да, мистер Шафто, хотя для меня всего важнее ваше удобство.
Джек невольно улыбается этой отговорке. Так, с улыбкой на губах, он делает шаг вперёд и ставит безупречно начищенный башмак на каменную наковальню.
— Поосторожнее маши молотком, любезнейший, — обращается он к кузнецу — рябому арестанту, который, судя по виду, сидит в Ньюгейте с Великого пожара. — Для меня эта одежда ничто, но скоро она отойдёт моему доброму другу мистеру Кетчу. Ибо мистер Кетч не только мой добрый друг, но и, по давней традиции нашего королевства, единственный наследник. Всё, что на мне надето и лежит у меня в карманах, становится его собственностью в тот же миг, как я испущу дух. В карманах у меня несколько монет различного достоинства. Если вы будете работать усердно и не поцарапаете башмаки, мистер Кетч, возможно, сунет руку мне в карман и достанет в качестве вознаграждения довольно крупную монету; но если вы их испортите, мистер Кетч, сокращая свои убытки, не даст вам ничего.
В итоге кузнец снимает с Джека цепи дольше, чем со всех остальных смертников, вместе взятых. Наконец, кандалы сняты, и кузнецу вручается шиллинг из Джекова кармана рукой Кетча.
Испытание ковчега
Каждое испытание ковчега проходит по-своему. Частности меняются в зависимости оттого, кто нынче сильный волк и кто — бессильный ягнёнок. В древности лорд-мэр и всё население Сити следили за церемонией от начала до конца, что было вполне оправдано: обитатели Сити сильнее других зависят от надёжности монетной системы. Испытания были шумными и многолюдными. Со временем представительство Сити свелось к двенадцати выборным. Они принимали участие в тех стадиях испытания, которые не требовали специальных златокузнечных навыков, и следили за златокузнецами на остальных этапах, а когда пробирщики оглашали вердикт, выходили на улицы Лондона и делились с согражданами дурной или хорошей новостью.
За последние столетия число наблюдателей от Сити уменьшилось настолько, что сэр Исаак Ньютон счёл должным заявить протест: испытание ковчега превратилось в тайный ритуал, который вершат златокузнецы, без надзора, никем не проверяемые. Можно смело сказать, что гильдии это заявление понравилось не больше, чем все прежние действия Исаака на
Королевский письмоводитель требует внести ковчег. Пристав выходит и через минуту возвращается с графом Лоствителским. Следом четыре королевских курьера тащат на носилках ковчег. Его ставят на стол. Лоствител подтверждает, что это действительно ковчег, доставлен прямиком из Тауэра без всяких фокусов-покусов.
Теперь королевский письмоводитель обращается к приставу с просьбой ввести вторую коллегию присяжных. Через минуту входят двенадцать пышно разодетых златокузнецов и выстраиваются в ряд. Они не в силах отвести глаз от ковчега, по крайней мере, пока королевский письмоводитель произносит следующее:
— Клянётесь ли вы честно и добросовестно, согласно своим знаниям и усмотрению, проверить золотые и серебряные монеты, помещённые в сей ковчег, и правдиво сообщить, соответствуют ли сказанные монеты весом и пробой стандартам королевского казначейства, а также отвечают ли монеты составом и прочая, идентуре, заключённой между его величеством и директором Монетного двора его величества, да поможет вам Бог?
— Клянёмся, — говорят златокузнецы.
Покончив с ними, королевский письмоводитель приглашает директора Монетного двора. Этого человека и этой минуты ждали все. Глаза и головы поворачиваются к приставу, следят за ним, пока он идёт из комнаты, и замирают. В Звёздной палате, затем в галерее слышна его удаляющаяся поступь.
Они ждут, ждут и ждут, и вот уже всем ясно: произошла непредвиденная заминка. Кто-то из представителей Сити вполголоса отпускает остроту. Кто-то из златокузнецов довольно громко произносит: «Может, он смотрит повешенье!», его сосед подхватывает: «Может, он сбежал во Францию!», пока на них не шикает грозно сам герцог Мальборо.
Когда шум затихает, слышно, что к Звёздной палате приближаются люди: куда больше, чем вызывал королевский письмоводитель. Свита, или кто там они, остаётся за дверью. Пристав входит, ведя под руку молодую даму. Они идут через палату. Дама с любопытством поворачивает голову к пробирной печи; алое пламя озаряет лицо. Даниель узнаёт Катерину Бартон.
Она входит в боковую комнату, и пристав объявляет её имя. Слава мисс Бартон огромна: все таращатся, начисто позабыв про приличия. Лучше бы уж она явилась в чём мать родила.
— Милорды, — начинает Катерина Бартон; в помещении столько сановных мужей, что она не пытается угадать, кто из них главный. — Сэр Исаак Ньютон болен. Я сидела с ним последнюю неделю и уговаривала его не являться на ваш зов. Он не внял моим убеждениям и велел, чтобы его всенепременно сюда доставили. Он очень слаб, и я распорядилась, чтобы его принесли в портшезе. Если милорды позволят, я скажу, чтобы портшез внесли сюда.