Система
Шрифт:
Опять всё затихло. Теперь Кир уже не чувствует муравьёв и холода. Всё его тело горит, как будто его жарят на вертеле. Нос забит засохшей кровью, и он пытается дышать ртом, то и дело сплёвывая заползающих туда муравьёв. Шаги возвращаются, и он слышит хруст веток уже с противоположной стороны. Шум нарастает, и уже совсем где то близко шуршат раздвигаемые кусты.
Звук ломающихся сучьев и хрустящих под подошвами ломающихся игл отчётливо слышен прямо над головой. Сучки, иголки, комки грязи сыплются на лицо Кира.
«Всё, теперь всё», – он с силой зажмуривает глаза. Движение замирает и наступает тишина. Эта тишина почему-то тревожно звенит у Кира в ушах. Он открывает глаза. Сквозь склонившиеся над
« Ну всё, ты выиграл. Туки туки тук. Ты меня застукал, как в детской игре. Но галить наверное не придётся. Игра сейчас закончится. Делай что собираешься. Зови своих головорезов, только не жди, что я отведу взгляд». – Этот молчаливый крик Кир адресует застывшему, наставленному на него взгляду. Бегут секунды, проходят минуты, а они продолжают, не моргая смотреть друг-другу в глаза.
– Серёга, ты куда пропал? – Крик Носа разрывает тишину. Этот крик заставляет одновременно вздрогнуть и Кира и капитана.
«Всё!»
Капитан преодолел оцепенение. Он отводит взгляд от Кира и оборачивается на крик Носа.
– Серёга, чё там? – повторно орёт Нос
– Да ничё! Бесполезно его в этих чигирях искать. – Лицо капитана вдруг пропадает, и Кир слышит, как удаляется хруст его шагов.
– Надо ждать пока не рассветёт, – слышится голос Носа.
– Пока не рассветёт? Ты чё, с дуба рухнул. Если ещё хотя бы час промурыжимся, нас прямо здесь и накроют. Надо забирать этих двоих и уходить. – Кир слышит, как голос Томилова удаляется.
– Уходить без него? Да он же тебя первого сдаст! – голос Носа удаляется всё дальше.
– Сдаст, не сдаст, надо быстрее валить. Он уже в любом случае далеко. – Последняя фраза уже еле слышна.
Тишина!
Кир с облегчением выдыхает. Похоже, он временно спасён, а вместе с ним спасены и друзья. Теперь они с них пылинки будут сдувать, пока Кир не даст знать о себе.
Но пока нужно терпеть и лежать, не двигаясь, как можно дольше, пока он не убедится, что они ушли. От усталости и изнеможения его накрывает дрёма.
***
Открыв глаза, он долго не может понять, где он, потом долго, как страшный фильм в памяти прокручивает события минувшей ночи, пока не доходит до момента, когда он оказался в этой яме.
«Сколько я здесь лежу?».– Он прислушивается. Лес наполнен звенящей тишиной. Кажется, что даже муравьи и те уснули. Стало холодно, и его дыхание превращается в лёгкий дымок.
«Пора выбираться». – Он пытается пошевелиться, но не чувствует своего тела. Усилием воли, он заставляет пошевелить себя пальцами ног, потом рук. Пальцы ног оказываются более послушными, а руки лежат под телом, как инородная ватная подложка.
«Вот и приехали. Так я, похоже, и останусь здесь лежать» – Кир, почему то думает о себе как-то отстранённо, как о постороннем человеке. Кровь в перетянутых ремнями руках и ногах застыла, и он тщетно пытается разбудить своё тело, ставшее ватным.
На помощь приходит муравей, внезапно заползший ему в ухо. Он чувствует дикую боль и скрежет в перепонке, словно кто-то ковыряется ржавым гвоздём прямо в его мозгах. Он истошно орёт, не в силах сдержаться, но даже не слышит своего крика. Эта пытка оказалась самой изощрённой за эту ночь, но именно она сотворила чудо. Боль отступила так же мгновенно как и пришла, видимо муравей, не найдя в ухе Кира ничего интересного его покинул. Кир обнаруживает себя в положении сидя, причём правая нога почти вылезла из сапога. Он активно крутит ступней, чтобы окончательно вытащить её из тесной колодки. Наконец, ступня освободилась, и он, продолжая активно ею работать, вытаскивает её из голенища. Ремень, стягивающий ноги на щиколотках, ослаб и Кир, продолжая двигать ступней, освобождает ноги. Перевалившись на бок, он пытается встать, но это удается ему не с первого раза. Деревянные ноги не хотят слушаться, а связанные руки висят сзади как плети. Наконец, ему удаётся встать. Пытаясь выбраться из канавы, он теряет равновесие и снова падает назад. Боль снова крепко обнимает всё его тело. В отчаянье он кричит, орёт что есть силы, и запёкшиеся раны на разбитых губах и носу снова открываются и начинают кровоточить. Порыв отчаянья и сопровождающий его дикий крик помогают Киру в считанные секунды выбраться из ямы и подняться на холм. Он не замечает, как сосновые иголки и шишки больно ранят правую босую ногу. Теперь ему нужно только одно – освободить руки. С этой целью он и возвращается на поляну, где их инквизиторы пили водку между пытками. Здесь должны быть бутылки, а бутылки это стекло.
Уже светает, и поляна не кажется такой страшной. Она словно сбросила с себя кошмар прошедшей ночи, оставив только пепелище от костра и примятую, покрытую инеем траву. Бутылки из-под финской водки хаотично валяются вокруг кострища, но Кир не может найти ни одной разбитой. На глаза ему попадается банка тушёнки, открытая наполовину, так что изогнутая жестяная крышка торчит острым краем кверху. С помощью ног он выравнивает положение банки, делая его более устойчивым, а потом, повернувшись к ней спиной, присаживается и ложится на неё, так чтобы связанные руки оказались над ней. Выгнувшись мостиком, что причиняет сильную боль в отбитой спине, он прижимает связанные руки к острию банки и пытается делать ими поступательные движения. Несколько раз банка падает, и ему с трудом связанными руками удаётся возвращать её на место. Наконец, он находит самое удобное положение, и пытается движение за движением разрезать ремень. Самое неприятное то, что он не видит, как продвигается дело, и продвигается ли оно вообще. Остаётся только стиснуть зубы и работать. Работать до победного конца. Другого выхода у него нет.
Прошло очень много времени, по его меркам целая вечность, пока он не стал ощущать, что ремень начинает растягиваться и рваться. Наконец-то руки освободились, и он в изнеможении падает на спину и снова отключается.
Очнувшись в очередной раз, он чувствует тупую боль в спине от впившейся в неё острой крышки. Кир с трудом перекатывается на бок, затем на живот. Застывшие, онемевшие руки продолжают оставаться за спиной. «Надо двигаться, надо срочно вставать. Сейчас совсем не время разлёживать» – он пытается мысленно подбодрить своё тело, но похоже оно отдало свои последние силы борьбе с верёвкой на руках. Белая корка инея начинает темнеть от его частого дыхания и вырастает в большое бурое пятно.
«А-а-а…а-а-а! – дикий вопль подбрасывает его тело и переворачивает на спину. Он видит ровный круг мрачного серого неба, обрамлённого покачивающимися верхушками сосен. В ушах продолжает стоять его собственный крик. Он не в силах пошевелить ни одной частью тела. Оно ему больше не принадлежит. Круг неба начинает медленно вращаться, и он чувствует небывалый экстаз, эйфорию. Ему больше не нужно это тело, эта обуза. Без него так легко и свободно. Вот та свобода, о которой он всегда мечтал. Он летит ей навстречу, растворяется в этом волшебном пространстве. Единственное, что ещё подчиняется ему в этом теле, это глаза и губы, которые сами по себе растягиваются в широкой улыбке. Засохшая на губах кровь снова оживает и ручейками течёт по щекам. Вместо неба в его стеклянных глазах отражается золотистое свечение.