Ситуация на Балканах
Шрифт:
– Я со спины зайду, – сказал он половому, – а как схвачу, ты его вот сюда бей, в шею, – Константинов потрогал себя за кадык. – Сразу обмякнет.
И начал маневрировать по зале, делая вид, будто разглядывает висевшие по стенам литографии. На одной изображена была оседлавшая черепаху голая баба в поясе из пальмовых листьев – Америка. Груди у нее торчали в стороны, острые, как у ведьмы.
Светлобородый допил вино, хотел встать, но Константинов не дал – смело облапил сзади, упираясь подбородком ему в плечо, усаживая обратно на стул, а половой, подскочив, ударил, куда было велено, и попал Константинову в глаз. Светлобородый вырвался, еще добавил – уже по уху – и, опрокидывая стулья, устремился к выходу. Константинов – за ним. На углу квартала он обнаружил, что преследует преступника один, половой остался в трактире. На улице было безлюдно. Фонари горели через три на четвертый.
– Стой! – крикнул Константинов без особой надежды и с удивлением заметил, что светлобородый внял призыву, остановился.
Да мало того, что остановился, еще и пошел навстречу. Вокруг по-прежнему не было ни души. Светлобородый приближался, размахивая кулачищами. «Убьет», – подумал Константинов и что есть силы рванул в обратном направлении.
Теперь уже он спасался бегством, а его догоняли. В таком порядке пробежали квартал, миновали трактир «Америка», откуда никто не вышел на крик о помощи, и Константинов, задыхаясь, повернул направо, где находилась полицейская будка с ночным будочником, – решил заманить преследователя в западню.
Но будка почему-то оказалась пуста. Пробежали мимо. Светлобородый настигал, все ближе и громче стучали его башмаки. При этом он молчал, не ругался, отчего делалось еще страшнее. Собрав последние силы, Константинов наддал ходу. И зря. Светлобородый уже настиг. Он резко выбросил руку и ладонью припечатал Константинова промеж лопаток.
Это известный прием, с помощью которого легко можно остановить бегущего. Надо не хватать его сзади, не удерживать, а, напротив, еще и подтолкнуть в спину: тогда ноги не поспеют за внезапно рванувшимся телом, человек утратит равновесие и упадет.
С Константиновым так и случилось. Он буквально по воздуху пролетел несколько шагов головой вперед, затем проехался на пузе, скрежеща пуговицами по камням, и ткнулся лицом в край тротуара. Кровь потекла по губе. А светлобородый поправил свой шейный платок и, насвистывая веселый итальянский мотивчик, не спеша, вразвалочку двинулся прочь.
– Ваше сиятельство, – сказал Иван Дмитриевич, хитро глядя как раз посередине между обоими графами, так что непонятно было, к кому именно он обращался, – разрешите мне задать преступнику несколько вопросов?
Расчет оправдался: пока Шувалов соображал, Хотек ответил утвердительно.
Почуяв неладное, Певцов попытался протестовать, но без успеха – посол принадлежал к тем людям, которые никогда не меняют однажды принятого решения.
– Пускай, – милостиво улыбнулся он. – Узнаю полицию. Петербургская, венская, парижская, она везде одинакова. Бездельники! Являются к разбиранию шляп. У вас ведь есть такая поговорка?
Для начала Иван Дмитриевич спросил, каким образом Керим-бек проник в дом прошлой ночью. Певцов поспешил объяснить про восковой слепок, и Боев согласился:
– Так.
Иван Дмитриевич продолжал спрашивать, Певцов, отвечал, а Боев прилежно повторял его ответы. В конце концов, как и предполагалось, Хотек что-то заподозрил.
– Кого допрашивают, ротмистр? Вас или его? А ну, выйдите в коридор!
– Ваше сиятельство, имеете ли вы право мне приказывать?
– Граф, – сказал Хотек, – прикажите ему выйти вон.
– Идите, – процедил Шувалов. – Не спорьте.
Певцов, хорохорясь, вышел, и только тогда Иван
Дмитриевич задал свой главный вопрос:
– В какое место вы поразили князя?
Стоя за полуприкрытой дверью, Певцов схватил себя за горло, но в коридоре было темно, и Боев неправильно истолковал этот жест.
– Я заколол его в грудь, – сказал он. И добавил: –
Кинжалом…
Лицо Хотека потемнело, бело-розовые чешуйки пудры обозначились на лбу и на щеках. Вот-вот закричит, брызгая слюной, затопает ногами, шарахнет вбежавшего Певцова тростью по башке1 … Но нет! С кроткой улыбкой всепонимания он шагнул к Рукавишникову, похлопал его по плечу:
– Опусти саблю, дурак.
– Не опускай! – быстро проговорил Боев. – Я убил!
Я, Керим-бек… Аллахом клянусь!
– А на Евангелии присягнешь? – спросил Хотек. – ?
Крест поцелуешь? – И опять, перехватив трость, угро
жающе приподнял кончик.
Боев не шелохнулся: любую муку вытерпит.
Но и Шувалов, надо отдать ему должное, нашелся быстро. С криком и выпучиванием глаз пообещав Певцову посадить его под арест, разжаловать в рядовые за этот обман, он взял Хотека под руку: глубочайшие извинения, для самого полнейшая неожиданность…
– Перестаньте, граф! – – Отстранившись, Хотек кив
нул Ивану Дмитриевичу: • – Весьма признателен.
– И я! – с горячностью поддержал Шувалов. – От
всей души благодарю! – Он заботливо приобнял Ивана
Дмитриевича, повел к выходу. – Спокойной ночи! Вы ее
честно заслужили. – Дружеское рукопожатье. Ненавидя
щий взгляд. Шепот: – Вон! Чтоб духу не было!
И еще один такой же уничтожающий взгляд – Боева, устремленный не на Хотека и не на Певцова с Шуваловым, а на него, Ивана Дмитриевича.
Спустя пять минут он все еще стоял в коридоре, а из гостиной слышался уверенный голос Хотека:
– Я все больше убеждаюсь в том, что вы, граф, при-
частны к убийству Людвига. Керим-бек… Жалкая коме
дия! Понимаете, кого вы хотели обмануть в моем лице?
Однако я готов сохранить все происшедшее в секрете.
Вот мои условия. Первое: роспуск «Славянского комите
та», главари должны быть высланы из Москвы и Петер-
бурга в трехдневный срок. Второе: в знак траура приспустить флаг на Петропавловской крепости. Третье: почетный эскорт из роты Преображенского полка будет сопровождать гроб с телом Людвига до самой Вены…