Шрифт:
1
Где-то около полудня в комнату бывшего визиониста Ардьяла Цина Сюнзи явился некто или даже нечто и предложил ему стать убийцей. Странный тип высотой в полтора человека торчал в коридоре в бело-синем комбинезоне и маске, похожей на тактический шлем. Он не шевелился и словно бы и не дышал.
В коридоре не пахло, а где-то в стороне и ниже по лестнице кричали дети.
Открыв дверь Цин пожалел об этом тотчас – в комбинезоне гостя он разглядел черты формы коммунальщиков. Последний раз безработный визионист оплачивал комнату месяца три, а то и четыре назад, и все ждал тех, что придут его вышвыривать. Впрочем, а почему коммунальщики? – подумал Цин. Скорее должны заявиться люди из банка, сперва улыбчивые, в чистеньких костюмчиках, с пластмассовыми
И что там может быть, за забралом-то? Цин почему-то решил, что у пришельца лицо кальмара.
– Ардьял Цин Сюнзи, бывший визионист второго уровня? – спросил гость сильно искаженным голосом, с призвуками посвистывающего турбодвигателя и щелканьем водоплавающего беспозвоночного.
Точно кальмар, подумал Цин и кивнул.
– Зайдем, – внезапно сказал амбал, вдвинул Цина обратно в комнату, пролез сам, согнувшись почти в прямой угол, и запер за собой дверь – на замок.
В комнате воняло чем-то неопределённым и всеобщим; сквозь тонко прорезанные окна, почти закрытые металлическими ставнями, внутрь лился голубоватый тусклый свет. Валялись многоразовые бутылки, смята в хлам постель, дверь в туалет – сломана.
– Кто вы? – Цин нахмурился и забеспокоился.
А впрочем, ему было все равно. Хотелось… да ничего ему не хотелось.
– Сядем, – ответил пришелец и уселся на единственный стул.
– Да ладно, чего уже там, разрешаю, можете и присесть, – Цин развел руками и опустился на жесткую продавленную кровать. На пол глухо упало что-то грязное.
– Наша компания готова предложить вам работу, – сказал гость.
Цин вытянулся, расправил плечи и часто-часто заморгал.
– О, – выдавил он из себя, – только имейте ввиду: скидка на похорона уже всё, больше не предоставляется.
Цин никогда не давал скидок на похороны. Тем не менее он весь напрягся и как будто даже перестал дышать – последний раз ему предлагали работу года полтора назад. Хотя нет, тогда ему как раз перестали предлагать. Он все еще помнил того пузатого человечка с изжёванной болезнью кожей, свисавшей водорослями вдоль лица, и еще лучше помнил пощечины, которые тот с трудом пытался Цину выдать, оттащив его в какой-то коридор-кабинет. Человечек шипел и все время искоса поглядывал на удалявшуюся фигуру своего начальника, серого как асфальт.
Профессия визиониста, откровенно говоря, не поощряла насилия. Но визионист – художник, нервный, капризный и переменчивый, драчливый и редко в драках побеждающий. Художник, жаждущий придать миру неряшливому, потасканному и попользованному, форму более аккуратную и изящную. При помощи камер визионизации и голографических проекторов визионисты создавали в реальности прозаической, ветшающей и рутинной, новую – свежую, романтическую, насущную, но виртуальную, по большей части, а скорее, целиком и полностью фиктивную. Вместо огромных безыскусных прямоугольных небоскребов с помощью визионистских технологий выстраивали сияющие драгоценностями дворцы с колоннадами, росписью и башнями. Пошарпанные, корявенькие ипотечные домики чиновников среднего звена превращали в гламурные виллы «как у хозяев», постыдные забегаловки с немытым полом в сверкающие рестораны, а засвиняченные писуары в их туалетах блестели пользователям алмазными струями. Жалкие, выщербленные и потрескавшиеся стены старых домов для низших каст стыдливо прикрывали ослепительной цветастой рекламой с фальшивыми женщинами. Разбитые мрачные площади полнились розами, лютиками и птичками, а вывернутые наружу канализации текли реками пасторальными. Реками проецированного света, достаточно яркого, чтоб затмить своим сиянием неприглядную действительность. Но стоит сунуть внутрь руку, и магия рассыплется, а на пальцах останутся коричневые следы реальности, хотя кому какое дело – главное, ведь, красота.
Визионисты делились на классы, как и любое хаотичное общество, с десятого по первый, самый высокий, престижный. Впрочем, как и в любом искусстве Олимп занимали вовсе не лучшие, а скорее те, кто оказались в подходящей компании в определенный момент истории. По крайней мере, лучшим визионистом из тех, кого Цину довелось встречать, был щуплый очкарик четвертого уровня, пару лет назад простреливший себе голову из-за невозможности оплатить кредиты.
Второй класс, которому когда-то принадлежал и Цин, занимался по большей части уличным декором, превращая допотопные покосившиеся развалюхи в современные благовидные проспекты, заполняя поблекшую пустоту рекламой, деревьями, огнями ночных ламп. Но два года назад произошло непредвиденное. Переулок, который Цину заказали облагородить, ютился среди старинных, корявых и вонючих улиц, отделанных когда-то, пару веков назад, в стиле ретрокеанизма – с его пьяными косыми линиями, серыми тонами и камнями из металла, растопырено торчащими, как побитые зубы. Цин усердно повторил этот стиль в своем уголке, удачно вписав его в общую картину – мрачноватую, но не лишенную старинного очарования. У стоящего со стороны узенькой полоски парка и смотрящего на лесенку, взлетающую в кривом танце к небу под склоненными дугами фонарей, впечатление могло бы создастся более чем романтическое и в чем-то возвещённое. Но не у чиновников, конечно.
– Это что такое?! – дымил из ушей толстяк, швыряя быстрые косые взгляды на пробирающегося к нему начальника. – Что это такое, я спрашиваю?! Что это?! Что?!
После уже, на коленях поговорив с шефом, красный как кровь, он схватил визиониста второго уровня и поволок в свой коридор-кабинет, где долго и безболезненно хлестал по щекам, шипел и плевался, где кричал: «Что вы вообще сделали?! Я что вас просил сделать? Современно! Со-вре-мен-но! Понимаете вы меня, современно!? Что вы сделали?! Что это?! Что это?!», – и после, устав, он внезапно получил дважды в лицо кулаком художника, осел и выдохнул:
– Ну все, все, все, приехали…
Так и закончилась карьера Ардьяла Цина Сюнзи. И сегодня, спустя полтора года после той неряшливой драки он наконец…
– Работа никак не связана с вашей предыдущей, – сказал пришелец в шлеме. – Нас не интересуют голограммы.
Цин даже как будто вздрогнул и различил звук бьющихся надежд. Смешной звук, из мультиков.
– И что же вам надо? – немного вызывающе, но больше разочарованно спросил он. – Станцевать? Суп сварить? Массаж сделать?
Издевательски неторопливым движением пальца пришелец вызвал над ладонью плавающий экран миниэха, крошечного, встроенного в ноготь микрокомпьютера, – экран совершенно непрозрачный, размером в два локтя. Не дешево, подумал Цин.
На экране появилось изображение звездолета Сигмунда КТ12-С, похожего на изящный красноватый наконечник стрелы, но сделанный словно из воды, настолько плавными казались формы. Под изображением мелькнули какие-то сведения, цифры, но Цин ничего не успел рассмотреть.
– Это звездолет Сигмунда 12 завтрашнего рейса на Гамма Тора, – сказал пришелец. – Вы должны будете его взорвать.
Он достал из косого нагрудного кармана маленькую коробочку и положил на стол.
– Это центон, взрывчатка и дистанционно программируемый детонатор, который вы выставите по своему миниэхо.
Цин, совсем потерявшийся, глупо махнул руками.
– Стоп, погодите, охладитесь! Это что-зачем?!
– Звездолет сделает короткую остановку на Гамма Тора и после двинется дальше, – невозмутимо продолжал человек в маске. – Вы установите взрывчатку на пересадочной станции и взорвете, когда корабль взлетит.
– Я еще не…
– В полете вы закажете себе что-нибудь из напитков, желательно не алкогольных, и поместите взрывчатку в пустую банку. Банку отправите в хранилище. Активировать детонатор следует через пятнадцать минут после того, как вы покинете корабль.